Богочеловеческая комедия - Вера.
РОЖДЕНИЕ ВОЙНЫ, РОЖДЕНИЕ МИРА
Книга Юдифь.
Книга Юдифь – «второканоническая». На редкость абсурдный термин – как «осетрина второй свежести». Каноничность как деньги, либо есть, либо нет. Абсурд возникает от того, что абсурдно понятие канонического – речь ведь идёт не об осетре, а о сугубо культурной идее, которая, как и всё культурное, легко переходит в бескультурное или даже в антикультурное явление.
«Второканонической», то есть, сомнительной, книга Юдифи является не столько потому, что она «поздняя» - написана лет за полтораста до рождества Христова, в правление Хасмонейской династии – сколько потому, что она представляет собой совершенно новый литературный жанр.
Религиозное сознание боится нового. Бога не успеваешь осмыслить, а тут под ногами путаются какие-то жанры и гаджеты. Религиозное сознание, кроме того, любит использовать архаичное как аллегорию божественного. Отсюда и всегда архаизированный язык в молитве – и хорошо ещё, если не какой-нибудь мёртвый древний. Отсюда священные книги – архаическим шрифтом, а то и вообще, как пятикнижие в синагогах («Тора») – на свитках, как до появления кодексов, т.е. собственно «книг» в I-II веках. Отсюда каменные ножи при обрезании – ведь обрезание обычай ещё каменного века. Впрочем, тут религиозное сознание сделало уступку, в основном, видимо, потому что было утеряно мастерство изготовления кремнёвых бритв – которые, между прочим, ничуть не тупее обычных.
«Юдифь» – роман. Хороший историко-приключенский роман наподобие пиратского или «боевой фантастики». Как и подобает роману – густо замешан на сексе и насилии. Поэтому, начиная с позднего средневековья «Юдифь» стала набирать популярность в западно-европейской культуре – образ женщины с мечом воплощал те же эротические фантазии мачо, что и амазонка с луком и одной отрезанной грудью. Девственница-воительница удачно сочетает в себе проститутку и святую, мисс Хайд и миссис Джекил, – две основные ипостаси женщины в фантазиях патриархального общества. Как святая, она неприступна, размахивает мечом и кастрирует посягающего на неё – но лишь потому может это сделать, что лезет в кровать посягающего как проститутка.
Особо востребованным оказался образ Юдифи на сломе патриархального общества, от суфражисток до феминисток. В наши уже не то, нынче ни один мальчик не воображает, что девочка – это недоразвитый мужчина. Упражнения Юнга на тему Юдифи, где она оказывается сверх-сознанием, борющимся со злобным подсознанием, могут лишь позабавить.
Может ли роман быть боговдохновенным? А почему нет? Проверяется это очень просто: надо вычесть из текста всё, что хотел и смог сказать автор, и посмотреть на остаток. Главное – не слишком напрягаться, а то выйдет эффект белой обезьяны и всюду будет чудиться боговдохновенность.
Военно-эротическая фантазия автора «Юдифи» крайне проста. Ключом к ней является молитва Юдифи перед началом дела:
«Господи Боже отца моего Симеона, которому Ты дал в руку меч на отмщение иноплеменным, которые открыли ложесна девы для оскорбления, обнажили бедро для позора и осквернили ложесна для посрамления! Ты сказал: да не будет сего, а они сделали».
Формально автор отчаянно перевирает события тысячелетней (для него) давности. Книга Бытия однозначно заявляет, что никто ложесна девы не оскорблял, бедра её для позора не обнажал и ложесна, где бы они ни находились в девичьем организме, не посрамлял. В дочь Иакова Дину влюбился принц, влюбился отчаянно, «говорил с ней нежно» - аналогичных прецедентов в истории Израиля не отмечено! Да, принц с ней переспал, но Дина на принца не жаловалась, Иаков претензий не предъявлял и был, судя по всему, только рад, когда отец принца официально пришёл свататься, обещая полцарства – не слишком много, учитывая, что вся Палестина свободно уместится в летнем домике Петра Великого и ещё останется место для Иордании.
Добрачный секс в те времена не был такой уж редкостью, так что и сыновья Иакова за исключением двоих претензий не имели. Зато эти двое устроили резню, вырезав короля, королевича, богачей и бедняков и вообще всех мужчин, находившихся в родстве с принцем – причём коварнейшим образом, подло, так что сам праотец Иаков сделал им жестокий выговор и бежал от справедливого возмездия со всем народом, включая и несчастную Золушку Дину, овдовевшую до свадьбы.
К счастью, книга Бытия хоть и не роман, но преувеличения использует вовсю, так что можно надеяться, что никакого геноцида сыновья Иакова не устраивали. Иначе зачем бы всё племя убежало – не от женщин же и детей!
Для книги «Юдифь» важно другое. Война – это изнасилование, изнасилование – это война. Не случайно первый и последний вопрос милитариста пацифисту: «А если твою невесту будут насиловать у тебя на глазах?» Все рациональные доводы в пользу «справедливого насилия», «неагрессивной самообороны» и т.п. рассыпаются в прах перед лицом печальной реальности: даже в современных войнах сексуальное насилие – непременный элемент, а о древних и говорить нечего. Да что уж о древних – достаточно вспомнить поведение некоторых солдат в Германии в 1945 году или бравых «африканистов» в Испании в 1936 году. Вроде бы борются с мировым фашизмом и с мировым коммунизмом, но при этом насилуют женщин.
Всё закономерно. Война есть не просто защита жизни. Война есть попытка добиться бессмертия через продолжение рода и обеспечение этому роду со всеми его ртами максимального жизненного пространства. Ввод войск – как пенетрация пениса. Засеять чужую землю своими солдатами (отличный образ – посев Ясоном зубов дракона). Женщина – просто инкубатор для моего семени.
Подвиг Юдифи – это подвиг кастрации насильника, оскопления агрессора. Вражеский полководец – всего лишь пенис вражеского царя, пытающегося овладеть (слово-то какое точное в своей двусмысленности!) Иудеей. Голова полководца – как головка пениса. Вот тебе, злодей, обрезание под самый корень, как Симеон устроил обрезание непрошеному принцу!
«Юдифь» - хороший роман, поэтому он всё-таки бочком-бочком, а пролез в разные религиозные традиции, да и в нерелигиозные тоже. Динамичный и сочный – с поправкой на древность. Что в нём богодухновенного?
Да то, что роман – в отличие и от боевых фантастик, и от пиратских одиссей – в качестве главной целой выставляет, как ни странно, мир. Не плодородие, не расцвет Хоббитании, каковой выглядит Иудея перед Ниневией-Мордором, а просто «мир». Потому что Юдифь не выходит замуж, не рожает, а просто умирает в глубокой старости, истаевает, словно герой Толкина. Она не рожает человека, но она родила мир. Многие ли матери и отцы могут этим похвастаться? Многие ли сознают сегодня, что рожают пушечное мясо? Да многие этим гордятся!
С древнейших времён зачатие, беременность и роды стали аллегорией, метафорой причинно-следственной связи. Отсюда и не вполне приличное выражение «причинное место». Похоть рождает грех, грех рождает смерть (Иак. 1, 15). Вор беременен войной, нищий духом беременен богатством вечности. Бог вдохновляет – если это настоящий Бог, реальный Бог, а не придуманный божок военного ведомства – не через вполне реалистичные мечты об атомных бомбах, стройных марширующих колоннах и тайных операциях, а через образ женщины, которой не нужны защитники, которая сама защитит и родит без насилия и родит не насилие, а мир. Юдифь поощряет мужчин отложить меч и ждать женщины. Подождём Юдифи с мечом - и тогда придёт Мария с Крестом.
