Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

МОЖНО ЛИ ПОМОГАТЬ НЕСЧАСТНОМУ ПАЛАЧУ

Ко мне, имеющему еженедельный час на радио, часто обращаются с просьбой защитить - через предание гласности несчастья. Архивным исследователям сокращают количество выдаваемых на руки дел. Лётчикам запрещают какие-то там полёты. Шашлычников выгоняют с ВДНХ. У родителей отбирают детей.

Не буду я об этом говорить широкой аудитории. Эти исследователи согласились заниматься наукой, жертвуя правдой ради возможности получать от государства деньги и разрешения - немножечко жертвуя, но всё же приноравливаясь к Левиафану, дистанцируясь от нормальной науки. Эти лётчики бомбили чеченцев. Шашлычники молчали, когда с ВДНХ выгоняли владельцев промтоварных ларьков. Эти родители - плоть от плоти нашего кащеева царства, это у них на первом месте всяческая безопасность, понуждение к миру и прочие гадости. Это они подчёркивают, что клянутся воспитывать из ребят отличных солдат. Им помогать - как помогать палачам. Конечно, палачей тоже жалко, но ходить к ним в гости, искать потерянные ими верёвки, обсуждать с ними заточку топоров - не хочу.

Попадание в беду должно вызывать у человека некоторое ослабление эгоизма.  Это нужно именно для решения проблемы, сосредоточенность на своей беде и готовность решать её за счёт другого,  - плохое лекарство. У нас, к сожалению, именно нарастают эгоизм и готовность пожертвовать всем и вся ради решения своей проблемы. Сама революция была взрывом эгоизма в ситуации, когда мог помочь только альтруизма (а других ситуаций и не бывает). Поэтому в России отдельные локальные протесты - вроде борьбы за Химкинский лес - никак не перерастают в совместные действия на общее благо. Во всём мире это не так, в России до революции было не так - умели объединяться, умели делать умозаключения от конкретной беды к обшей.

Ко мне обычно обращаются, кстати, не сами пострадавшие от столкновения с русской действительностью. Сами пострадавшие проявляют удивительно трезвую - и очень эгоистическую - расчётливость. Они понимают, что гласность скорее им повредит в наших конкретных условиях. Человек озабочен решением личной проблемы - вот, у меня отбирают ребенка - но не готов защитить на своем примере подобных себе бедолаг от этой проблемы в будущем. Моего ребенка мне оставить, а что там будет с другими - это не моего ума дело, это уже политика, если я стану и за других заступаться, так у меня не то что ребенка отберут, а просто убьют в подъезде... Прецеденты бывали, как мы знаем... В итоге каждый за себя...

Если же вдруг пострадавшие объединяются в нечто политическое, то выходит что-нибудь ещё бесчеловечнее того, что на них напало - ярким примером может служить черносотенное движение против ювенальной юстиции. А сколько было призывов отбирать детей у чеченцев, у сектантов? А общее согласие, что лучше детям в хорошем детдоме, чем в плохой родной семье? А безответственные журналисты, воспевающие "православные приюты", всевозможные кадетские училища и т.п.?

Хорошая семья - моя семья, а у всех других детей отобрать и отдать государству и Церкви. Ударим по кащееву царству вдвойне кащеевым царством! Нет, не надо умерщвлять кащеево царство, оно и так мертвое вполне, надо пытаться победить хоть чуть-чуть свой эгоизм. К примеру, надо возжелать юстиции, правосудия вообще - как особой ветви власти, как неслыханному перевороту в сознании: справедливо не то, что я думаю, а то, что скажет другой, послушав меня и моего оппонента. Такой юстиции в России боятся больше всего, ради спасения от суда как принципа и создают "вертикаль власти".

См. журналистика.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова