АДРЕСНОСТЬ И БЕЗАДРЕСНОСТЬ
Если анонимность - свойство говорящего или пишущего, в общем, отправителя,
то безадресность - свойство сказанного или написанного. Это свойство, как и анонимность,
преломляется через власть - или безвластие. Чем больше власти, тем реже указывается
адресат обличений и тем чаще - адресат похвал. В Библии Бог никого не хвалит "вообще",
Он любить хвалить конкретных людей. А вот обличает Бог - всегда "вообще",
чохом, весь Израиль, а то и всё человечество. "Прокляты насмехающиеся",
- и всё.
Бог не указывает точный адрес того, кого обличает, но обратный адрес на Его
обличениях всегда написан чётко. Может быть, именно поэтому nomina sunt odiosa
- человек не склонен терпеть обличений в свой адрес от кого бы то ни было. Даже
от Бога, тем более, от творений Божиих. Неважно, справедливо обвинение или нет,
важно, что удар направлен в глаз, под дых, между ног.
Напротив: многие люди предпочтут промолчать, чем произнести обвинение "вообще".
Нужно обязательно назвать конкретное имя, иначе, полагают они, не будет прока.
Разумеется, это отговорка: им просто хочется обидеть другого, побыть божеством,
имеющим правом обличать. Хуже только отговорка, когда адресность обвинений защищают,
убеждая в необходимости "информационного повода". Нельзя, мол, обличать
фарисейство вообще - интересно и результативно только обличения фарисейства на
примере конкретного фарисея. Неправда: можно. Иоанн Предтеча обличал всех фарисеев
и книжников, а не кого-то конкретно. И - работало, так и появлялись первые последователи
Христа.
Адресность обличений - порок, но этот порок ослабевает и постепенно становится
добродетелью: Иоанн Предтеча обличал книжников "вообще", но Ирода Великого
- с называнием имени. Закономерность ещё яснее на похвалах. Мало кому придёт в
голову льстить мелкому муниципальному чиновнику, а если и придёт - будет ясно,
что это гнусная прагматическая лесть. Но льстить президенту или царю - нет проблем!
Чем выше адресат лести, тем больше значимости приобретает и льстец. Сколько культов
личностей знала история, сколько ещё увидит.
Обычно это культы безличностей, в которых одни пустые люди надувают похвалами
тоже не обременённого достоинствами кумира и воспаряют, уцепившись за него. Мир
достаточно лежит во зле, чтобы эти мыльные пузыри не лопались. Конечно, лет за
сто все иллюзии рассеиваются, но кому ж интересно, что будет через сто лет.
Сделать кумира из настоящего гения нелегко. Действительно одарённый человек
принимает профилактические меры, чистит себя от поклонников как чистит ботинки,
- из элементарной брезгливости и чувства самосохранения.
Тут и проверяется, настоящий талант у человека или подвеска. Человек способен
принять на свой безадресное обличение. На этом построена вся сатира, вся риторика.
Но безадресную похвалу никто на свой счёт не запишет - подавай с полным титулом.
Безадресность обличений потому ещё хороша, что согласуются с щепетильностью.
Точно ли мы обличаем из любви к истине или потому, что без называния конкретного
имени произойдёт несчастье? Может, мы поддались искушению устроить культ личности
наоборот? В конце концов, моськи действительно лают на слонов, могут и на шакалов
залаять, но всё равно остаются моськами. Чтобы доказать себе и окружающим, что
ты - не моська, стоит проверить себя на ниве не обличительной или, во всяком случае,
поупражняться в обличениях безадресных.
Множество оттенков, делающих безадресность то пороком, то достоинством, все
связаны с властью - точнее, с силой как с сутью власти. Лаять на слона - глупо,
если слона ведут мимо на привязи. Но если слон прёт на тебя, это уже не обязательно
глупо. Обличать Бога, если веруешь в Него, в Его всесилие - это подвиг, это Иов.
Обличать распутников вообще - дело нехитрое и обычно пошлое. Обличать распутство
заграничного политика по заказу отечественных политиков - подло. А вот обличить,
как Предтеча Ирода, того, кто может тебе голову снести, - это вам не моська и
слон, это нужно, чтобы остаться человеком. В воздух бросали шляпы, а перчатки
бросали в лицо. Так что, прежде чем облечь размышления о жизни, защиту святыни,
поучение в форму адресного обличения, надо подумать: а может человек, на примере
которого мы решили выступить, нас убить? или хотя бы уволить? Если нет, то не
лучше ли убрать имя и сказать "ваще"? Ах, это не будет так доходчиво?
А не надо искать лёгких путей...
Людей, которые могут наказать нас за критику, обычно немного. Если мы живём
в стране, где отменена смертная казнь, то их вообще нет, а потому и критиковать
адресно попросту некого. Увы, потребность в самоутверждении за счёт ближнего побуждает
к паранойе: и тогда человек убеждает других и себя, что вот за эту критику его
убьют или почти уже убили, в крайнем случае - сделают что-то подобное смерти.
Смерти ничто не подобно: ни ругань, ни избиение в подъезде, ни увольнение с работы.
Есть довольно простой способ освободиться от необходимости взвешивать, как
сейчас браниться - адресно или безадресно. Надо перестать браниться вообще. Это
можно сделать по-монашески: попросту замолчать (поразительно, как много монахов
только и делают, что обличают ближних, да еще печатно-публично). Это можно сделать
по-светски: начать информировать. Конечно, и тут можно передернуть и назвать брань
информированием, донос - информационным сообщением. Но ведь ясно - информация
адресуется тому, кто не имеет власти судить и наказывать, чем отличается как от
брани, так и от доноса.
Человек, который любит ругань, не согласится стать журналистом. Или он станет
плохим журналистом. Советские информационно-пропагандистские работники (их скрывали
под грифом "журналист"), к примеру, занимались либо лестью в адрес власти,
либо доносительством в её же адрес. При этом они принципиально безадресны, когда
критикуют друг друга или начальство выше начальника жэка: это безадресность лакейская,
трусливая.
Не все эти "журналисты" - трусы, но смелые либо уж называют имена
коллег-подлецов, либо молчат. В советское время для молчания - чтобы не участвовать
в травле - была нужна большая внутренняя сила. Кто находил эту силу, потом оказывался
перед необходимостью следующего шага: найти силу для критики подлости.
Но самая большая сила нужно, когда подлость свергнута, когда открывается простор
для настоящего общения: аскетического, сухого, аналитического. Газеты свободного
мира кажутся пресными тем, кто привык к тому, что газеты постоянно бранят и бранятся.
Обилие же имен и фактов в настоящих газетах утомляет тех, кто привык читать лишь
поношения и лесть, более-менее коряво замаскированные под пропаганду. И тем не
менее, как развитие культуры, так и развитие каждой души идёт именно в этом направлении:
от пощечины и подлизыванья - к свободному как внутренне, так и внешне общению
и размышлению.
ЛИЦЕПРИЯТИЕ И НЕЛИЦЕПРИЯТИЕ
Самый первый и самый горький - но и самый приятный урок человеку публичной профессии: внешность обманчива. Конечно, и обычные
люди с этим сталкиваются, от чего звереют. Но обычный человек видит, что люди, которые несут все признаки порядочности и
ума, известные ему с детства, вдруг оказываются непорядочными и глупыми - и звереет, потому что разочаровывается. А человек
публичной профессии видит это и не звереет (не должен звереть), потому что одновременно он открывает довольно густо заселённую
Америку: люди, по видимости невежественные, неумные, непорядочные - вдруг оказываются умными, знающими, благородными. Причем,
поскольку человек растёт всегда в маленькой группе, его разочарования по мере взросления всегда меньше его - возможных,
всего лишь возможных - открытий.
Трезвость, нелицеприятие так же отличаются от цинизма как хождение по воде как по земле - от хождения по земле как по воде. Научиться ходить по земле как по воде - нетрудно, это всё-таки легче, чем ходить по воде
как по земле, что уже высший пилотаж. Научиться не доверять внешности легче, чем научиться не доверять внешности и всё-таки
любить её.
