|
См. Иисус о скопчестве.
Driel, Mels van. Manhood: The Rise and Fall of the Penis. London, Reaktion Books, October 2009, 288 pp., 30 ill.
Моник Ю.
Фаллос. Священный мужской образ. М.: Инфра-М, 2000. 136 стр. Юнгианская чушь.
Cм. пенис Иисуса.
ФИГА
 На
Руси фиги отождествляли с шишками (хотя фиги округлее). Ясно, с чем отождествляли
шишки, почему указательный палец донские казаки звали "шишок", и почему
венгерское "шишак" - "шлем" - так хорошо прижилось в русском
языке, хотя с "шиш" никак не связано? Тут "шиш", "фига"
- прежде всего, голова (и старшего из бурлаков звали "шиш"). Но только
вот голова верхняя или не совсем? Большая или маленькая? Которой проникают в тайны
мироздания или куда поближе? И то, и другое, и то, и другое, конечно.
Сикофант - тот, кто показывает фигу вместо доказательства - делает то же, что
показывающий палец или, в совсем уже дикой ситуации, показывающий то, что обозначено
пальцем. Тут половой мужской орган - скипетр, символ власти, причём власть понимается
как сила, которая может несуществующее сделать существующим, которая заменяет
существование реальное - своим. Вся история духовной жизни человечества есть подъём
от такой власти, от власти головы нижней, к голове верхней, от силы - не к уму,
а к глазам, к ушам, к рту, к тем деталькам головы настоящей, которые начисто отсутствуют
у головы нижней и делают её не только в переносном смысле слова фигой, но и в
буквальном - фиговой фигой.
*
Знание, понимание и обладание близки друг другу (хотя в современном мире "обладание"
уже почти утратило тот оттенок, который позволял говорить об "обладании женщиной"
как о "познании женщины". Знание относится к мозгу, понимание - к сердцу,
обладание - к низшему этажу (животу, если говорить стыдливом язычком викторианства).
Что для мозга молчание, что для сердца мир (покой), то для низшего этажа экстаз.
Разумеется, полное знание есть не только полнота для каждой из этих частей человека,
но и полнота объединения их между собой. Это сопоставление помогает понять, что
молчание и мир - не импотенция, не отсутствие, ведь они соответствуют экстазу,
напряжению, а не той расслабленности, которая на земле следует за подъёмом, лишая
его главного - вечности.
*
На пресс-конференции президента в Брюсселе 11.11.2002, Путин сказал датскому журналисту: "Но если вы мусульманин,
то и это вас не спасет. Приезжайте к нам, у нас многоконфессиональная страна, хорошие врачи, сделают вам обрезание...
И я порекомендую сделать эту операцию таким образом, чтобы у вас больше ничего не выросло!" Журналист вышел
из зала. Пресс-служба президента в "стенограмме" опустила следующую, последнюю фразу ("Если вы
хотите совсем уж стать исламским радикалом, и готовы пойти на то, чтобы сделать себе обрезание, то я приглашаю
вас в Москву. У нас многоконфессиональная страна, у нас есть специалисты и по этому вопросу" - http://www.regions.ru/newsarticle/news/id/906966.html).
Опустил эту фразу и переводчик, лишь позднее западные СМИ выяснили скандальную деталь.
Любопытно, что в ходе войны с Чечней постоянно всплывает образ отрезанной головы (и его субститут, как в данном
случае). Голова воспринимается как источник семени-слова. Или, точнее, слово, способность к речи и голова опускаются
до уровня ниже пояса. Человек сводится к дочеловеческому.
*
В 2004 г. в Москве провели организационный съезд пофигистов. Гимн - "А
нам все равно" из "Бриллиантовой руки". Бывший биржевик Конст.
Боровой получил приз - золотая статуэтка с золотой фигой - и призвал захватить
думу, но певец Алибасов заявил, что пофигистам политика по фигу. Не по фигу пофигистам
оказался фуршет. А ведь "фига" - это смоква, сказать "а мне по
фигу" означает "а мне это важно не более, чем смоква". "Как
рыбе зонтик". Истинный пофигизм - пост. Кто готов обойтись даже без сухофруктов,
тот близок к тому, чтобы без него нельзя было обойтись.
*
Карл Куяс-Скрижинский (Новое время, №47, 2002, с. 29) в связи с письмом
российского посольства в немецкую телекомпанию с критикой, отмечает: "Если
в кризисных ситуациях СМИ берут на себя самоограничения, то это их свободное
решение. Если ограничения вводит государство - это цензура, лишение прав
граждан".
Проблема в том, что не всякое сознание проводит границу между собой и
государством, и именно жаждущее цензуры сознание считает, что "государство
- это я", или, точнее, что "я - это мы": моя религия - это
религия всех, кроме отдельных выродков, и т.п. Это психосоматическая проблема
- человек не чувствует границу между своим и чужим телом. Может быть, обрезание
было первым жестом, маркировавшем пределы своего тела. Жест этот, возможно,
по-детски неуклюжен и наивен, но насколько же он разумнее и благороднее
двух крайностей: самооскопления и кастрации. Цензура есть попытка выдать
кастрацию и самооскопление за обрезание.
Член - своенравность его, Монтень, 1572.
Исполнитель любви, он
же.
НЕПРОБИРКА
Еп. Григорий Граббе отвергал искусственное зачатие как борьбу "против установленного Богом порядка":
"Рождение детей должно быть плодом любви мужа и жены, а не плодом человеческого произвола. По-английски это называется "to play God". Это, конечно, большой грех, несправедливость к будущему младенцу, который родился как бы приблудный, а не от супружеской любви, которая заменяется безвкусной и некрасивой медицинской манипуляцией" (Граббе Г. Письма. М., 1998. С. 39. 1976 г.).
Тут, помимо традиционного двойного стандарта (епископы никогда не смели судить, есть ли "любовь" в династических браках), тут вдруг обнаруживается страх манипуляции - и не вообще манипуляции, а "некрасивой". Манипуляция, видимо, должна быть прежде всего эстетичной - когда я манипулирую канонами, это красиво, когда другой - это безвкусно. Эстетика оказывается прибежищем самодурства. Леонтьев ещё это подметил, восхищаясь красотой деспотизма. Насколько эстетический критерий опасен, видно из того, что эстетически легко оправдывают гомосексуализм (и у Леонтьева это проскальзывало).
КОЛЕНО
Колено довольно странная часть тела, но слово но ещё более странное. Странная часть тела, потому что не вполне понятно, где она начинается и где заканчивается. На первый взгляд, колено есть колено как локоть есть локоть. Сустав. Но ведь "локоть" это ещё и мера длины - в полметра. Как локоть только заканчивается локтем, так колено это лишь конец колена, а начинается колено там, где вообще сплошное неприличие.
Нужно ли удивляться тому, что колено и конец - слова однокоренные, особенно если помнить о том значении слова "конец", которое словари стыдливо игнорируют, пользуясь тем, что в реальной жизни именно это значение очень распространено. Учёные языковеды любят ошарашировать публику известием, что слово "начало" произошло от слова "конец". Корень "кен" - из древнейшего индоевропейского запаса, означает "выступать наружу", и вот это "кн" переходит в "чн" и так далее. Но ведь не по филологии, а по физиологии очень понятно, что если уж что-то выступило наружу, то это одновременно и признак конца, и признак начала. По-гречески "колон" - "член".Одно и то же событие для будущего отца - "кончил!", а для будущего ребёнка - начало.
Поэтому слово "колено" обозначает народ, племя - "колена Израилевы", "поколение". Ясно, что "колено" здесь обознает соседнюю часть мужского тела. Когда-то этой части тела воздвигались памятники, и любой памятник происходит от тех самых непристойных стел. Когда-то этой частью тела клялись и возлагали на неё свою руку как позднее - на Библию. В Библии этот обычай зафиксирован, только спрятан под выражением "положить руку на стегно" - а как вы думаете, на какую часть тела Авраама возлагал руку его слуга, произнося клятву? Вы помните, что на древнеиндийском одно и то же слово обозначало и "член", и "бедро"?
"Колено" через чередование "ч" и "к" прямо связано со словом "член". И в слове "человек" "чел" - это вовсе не "целый" (как иногда расшифровывают "целых сто лет"), а "член" как "род", "колено" и "век" как "сын", "отрок".
От всего этого языческого изобилия остался доверительный жест возложения руки на колено ближнего. Или ближней - был целый французский фильм "Колено Клер" (1970 год). Между прочим, по-французски это звучит как "Ле гену де Клер". На первый взгляд, тут сталкиваются две разных языковых традиций - в некоторых европейских языках "колено" - это латинское "ген", в некоторых, как и в русском - от "кн" (английское "нии", которое пишется, однако, именно как "книи"). Однако в древности - настоящей, до "индоевропейцев", лет тридцать тысяч назад - и это было одно слово, где "к" и "г" перетекали друг в друга, и выходило, что "рождать", "рожденный" - то "кн", то "гн", с разными гласными между ними. После этого уже даже лень выяснять, почему в испанском "колено" - "родилла".
Конечно, у женщины свой взгляд на то, какое отношение конец имеет к началу, но женщин в древности не очень слушали. Их колени ласкали, но законом (который, разумеется, тоже родственен колену, концу и всему прочему) был мужчина. "Князь" - отсюда, из древнегерманского варианта всё того же "гена", "рода" - "кун", "кунди" и так далее. Правда, "женщина", "жена" и даже "гинекология" - всё от того же ёмкого "джа", из которого и "ген", и "кон", так что, возможно, английское непристойное слово, являющееся одновременно фамилией великого Канта, тоже своими "кн" родственно колену. Однако, насколько женщина приниженнее мужчины, настолько же меньше интерес науки к женской части словаря. Или, по древней поговорке, "женское колено - не потомство".
 Колено, разумеется, интереснее как колено само по себе. Да, оно может означать соседнюю (у мужчин) часть тела, когда на нём клянутся или его обнимают. Но колено может делать нечто своё, уникальное - и не тогда, когда оно даёт "под зад". Это как раз опять перенос значения и фигура речи. Попробуйте кому-нибудь реально дать коленом под зад - это же просто неудобно, если вообще кто-нибудь позволит произвести над собой подобную процедуру. Колено уникально тем, что на него можно сесть или даже встать. Язык даже не очень уточняет, садится ли человек на чужое колено или на своё собственное. Первое, кстати, вовсе не так уж удобно. А вот сидеть на собственных коленях очень даже удобно, к тому же - колени всегда при нас. Они создают необходимое расстояние между землёй и нежными частями тела.
На коленях можно молиться и сидя, и стоя, - в любом случае, при этом обнаруживается двойственной всякой духовной жизни. С одной стороны, она - величайшее удовольствие и расслабление. Стоять на коленях или сидеть одинаково означает доверять своему окружению. Это всё равно, что лежать, только возможностей для активности больше. Что лежащего нельзя бить - этому учат, а что нельзя бить стоящего на коленях - этому и учить не надо, это и так слишком понятно.
Стоящего на коленях нельзя не только бить, его нельзя и подымать. "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях" - фраза трагикомическая в своей недоговоренности. У неё отсутствует начало, ибо она не говорит, о какой "жизни на коленях" идёт речь. Почему-то предполагается, что всякий поймёт - это о рабстве, а вовсе не о любви. У неё отсутствует и конец. Собственно, конец этой фраз, вывод ёё и утверждение находится в её начале, но он в любом случае не окончен, потому что умереть стоя можно по-разному. Стоя умирали и многие диктаторы, стоя может и палач умереть, и насильник. Этот вариант как-то постоянно упускают из виду, и в результате людей насильно подымали с колен, когда они молятся или когда признаются в любви - подымали только затем, чтобы расстрелять.
Неверующему так же трудно объяснить, почему можно молиться на коленях, как трудно объяснить марсианину, почему на коленях можно признаваться в любви. Попробуйте красиво подняться с колен без посторонней помощи. Кто встал на колени, тому нужно, чтобы другой протянул тебе руку. Только прежде, чем протягивать руку, хорошо бы убедиться, что на колени человек встал перед тобой, а не перед Богом.
Бронислав Геремек (польский либерал) защитил польскую газету, перепечатавшую "датские карикатуры", но как-то странно: "Не следует падать на колени, если на то нет причин" (Новая Польша. - 2006. - №3. - С. 13). Прямо наоборот: если нет причин становиться на колени - надо становиться на колени. Таково коленопреклонение верующего. Бог - не причина его, а цель. А вот если кто-то ставит на колени - падать на них категорически не рекомендуется.
|
