|
С 1849 г. С.Уваров повысил плату за учение в гимназиях до 30 р. серебром в
год, поскольку "через меру умножился прилив молодых людей, рожденных в
низших слоях общества, для которых высшее образование бесполезно, составляя лишнюю
роскошь и выводя их из круга первобытного состояния без выгоды для них самих и
для государства" (Христофорова Н.В. Российские гимназии XVIII-XX вв.
на материале г. Москвы. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина, 2002. С. 55).
*
Совершенно замечательно: когда Россия решила организовать своё церковное представительство в Иерусалиме, то в 1857 г. послали туда начальником епископа, дали ему денег и сотрудников, купили дом. Не сделали одного: даже не уведомили патриарха Иерусалимского, не говоря уже о том, что по канонам следовало у него спросить разрешения на эту миссию. При этом инструкция обязывала начальника миссии "мало-помалу преобразовать самое греческое духовенство". Хорошо хоть, "мало-помалу".
Иерусалимский патр. Кирилл II сказал по этому поводу: "Нам больно такое пренебрежение достоинством православного патриарха. Но что делать? Άς κτηπησουν τό κεφάλι μας — пусть бьют нас по голове!".
Стоит помнить. что "голова" - "кефали" - это именно то слово, которое составляет само понятие "автокефальной Церкви". Патриарх намекнул, что действия русских есть отрицание автокефалии Иерусалимского Патриархата.
Завершающий штрих: потребовав от Иерусалимской Миссии быть форпостом империи и влиять на иерусалимское духовенство, правительство отпустило ей более чем скромные денежные средства. Советская власть не в 1917-м году началась...
*
В 1860 г. случился церковный скандал: архим. Антонин Капустин, настоятель русской церкви в Афинах, подал 2 февраля 1859 г. докладную о необходимости церковных реформ. Был возмущён митр. Филарет Дроздов. Александр II обронил: "Еще либерал!" (в связи с чем архим. Киприан Керн заметил, что термин 1860 г. был адекватен термину 1930 г. "обновленец"). Капустин всего-то предлагал уничтожить некоторые российские обычаи, несогласные с греческими: чтение тропаря 3 часа на литургии, обязательное требование и крестного отца, и крестной матери, дозволение браков в более близкой степени родства, чинопочитание у духовенства, "расстрижение" (греки, как и католики, считают благодать сана неотъемлемой) и пр. Митр. Филарет в своей записке, которая добралась до Капустина в декабре 1860 г., писал: ""Распространение сведений о литургике осьмнадцати веков" в народе неудобно и может вести более к брожению умов и к сомнениям, нежели к единству".
Архим. Антонин ответил Дроздову в январе 1961 г. горячим исповеданием веры в то, что воля Божия в том, чтобы жить "не к раздроблению Тела Христова по странам, по народам, по языкам, по правительственным системам, по школам, по страстям, по нуждам, а к воссоединению всех в совокупную жизнь духа, любви, мира, радости о Дусе Святе". Он не испугался того, что Филарет приравнял его прямо к Лютеру, а, напротив, заговорил сильнее, обличая "путь постоянного ниспадания с высоты сознания достоинства души человеческой к достоинству формального положения в обществе; путь систематического обездушения христианской жизни и науки; путь невежественного самообольщения Православием; путь ленивого и позорного самоуслаждения величием Церкви пред лицом вопиющего протеста нравственно разлагающегося общества; путь безгласного следования всякому мановению силы и власти".
Капустин даже напомнил Дроздову (который в юности, действительно, сам был либералом, и куда большим, чем Капустин), что тот ведь решился на неслыханный шаг - поставил в священники знаменитого историка Горского, который не был ни монахом, ни женатым человеком. В XIX в. это в России казалось жутким нововведением, в ХХ стало едва ли не излюбленным вариантом рукоположения.
Капустин подчёркивал, что он не за нововведения, а за отказ от тех нововведений, которые накопились в русском православии. Отчасти он лукавил, ведь ориентация на власть была русскому православию присуща изначальна, да и в греческом исчезла лишь после падения "православной" империи. Но во всяком случае, Капустин ориентировался на реальное греческое православие, а не конструировал идеальный "византинизм" по своему усмотрению, как позднее развлекались Вл. Лосский, о. Георгий Флоровский и их эпигоны.
Cтоит отметить, что Капустин не был наказан и в 1865 г. даже получил повышение; при Николае I было бы ему возмездие иное, но при Николае он бы остерёгся мнения подавать.
*
*
Василий Гаврилович Рюмин (1802-1848). Его отец (1751-1827) из небогатых купцов дошёл до государственного инспектора казённых винокуренных заводов и стал одним из рязанских богачей. Василий унеаследовал 3 тысячи душ и 150 тысяч рублей, женился на небогатой княжне Екатерине Шаховской. Свящ. Дмитрий Ростиславов в своих мемуарах восторгался тем, что Рюмин "решился на редкий во время крепостничества поступок, как увольнение своих крестьян в свободные хлебопашцы". Причём, Рюмин действовал расчётливо, не наобум. В 1848 г. он заключил с крестьянами ряд очень продуманных договоров, освободив всех без какого-либо выкупа, простив недоимки. После чего он уехал из России и поселился в Лозанне. Вскоре он умер. Его сын Гавриил вырос лютеранином, в Россию ездить остерегался, воспитан был идеалистом. Его мать создала в Лозанне Музей промышленности и декоративного искусства по образцу Кенсингтонского музея в Лондоне (теперь этот музей слился с Музеем истории Лозанны). Рюмин называл себя Габриэлем, на стене своей лозаннской виллы начертал: "Ubi bene, ibi patria" - "Где хорошо, там родина". Русские биографы 2004 г. воспроизвели эту надпись в бессмысленном виде - "Ibi bene, ibi patria" и перевели ровно наоборот: "Хорошо там, где родина"). Революционерами Рюмины не были, они были сторонниками ненасилия, науки, филантропии. В 1862 г. Россия отказалась выдавать Рюминым очередное свидетельство об их русском подданстве, и Лозанна дала им своё гражданство. В 1867 г. умерла мать Рюмина, в 1871 г. он отправился в заграничное путешествие, перед смертью благоразумно написал завещание, по которому оставил Лозанне полтора миллиона франков. Вскоре он умер от брюшного тифа. Именно эти деньги позволили Лозаннской академии стать университетом (См.: Кусова И.Г. Гавриил Рюмин и основание Лозаннского университета // Труды Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника. Вып. 2. Рязань, 2004. С. 111-128).
Гавриил Васильевич Рюмин, составивший состояние на водке, вложил огромные деньги в реставрацию рязанского Успенского собора. Гавриил Васильевич Рюмин - внук - в университет. Но в Лозаннский.
*
Николаевская эпоха осталась в памяти современников мрачной не потому, что государство
как-то особо свирепствовало, а потому, что это был почти единственный период в
истории империи, когда правительство заговорило откровенно. Ведь и путинская политика
в сфере образования строится по тому же принципу, только маскируется - и маска
многих утешает, создавая иллюзию свободы или, по крайней мере, возможности что-то
изменить, не меняя систему. Кошмар откровенности против кошмара лукавства.
См. проблема православия в Крыму в случае с Парфением Кизилташским,
1866
*
Ответом на урбанизацию, индустриализацию, модернизацию, - на всё то, что происходило во всей Европе, а после освобождения крестьян стало происходить и в России, правительство ответило совершенно по-революционному – утопией. Революционеры предлагали утопию социального равенства на основе новых отношений между людьми, контр-революционеры предлагали утопию возвращения в старину. Старина эта была абсолютно вымышленной, сочинённой по книжкам (причём, книжкам не историков, а дурных популяризаторов). В результате настоящая старина стала гибнуть. Национализм убивал подлинную, реальную нацию, псевдорусский стиль убивал реальную русскость. Всё это шло под лозунгом борьбы со злом – со злом пьянства, распущенности и т.п. Эти викторианские лозунги потом твердили и советские идеологи. Результат описывал Александр Бенуа, на чьё взросление пришлась «руссификация России»:
«С [18]80- годов началась и на балаганах эра национализма. Исчезли совсем лёгкие, забавные арлекинады и другие пантомимы иностранного происхождения, а на смену им явились тяжеловесные, довольно-таки нелепые народные сказочные «Громобои», «Ерусланы Лазаревичи», «Бовы-Королевичи» и «Ильи Муромцы». Завопили, загудели неистовые мелодрамы из отечественной (допетровской) истории … Повеяло духом педагогики, попечительства о нравственности и о трезвости. Тем не менее, общее настроение гуляющих на Марсовом поле оставалось прежним. Всё ещё стоял стон мычащих оркестрионов, глухой, на далеко слышимый грохот турецких барабанов, всё еще гудела и бубнила огромная площадь … также врали раешники и «деды», тут и там слышался визгливый хохоток Петрушки… А потом всё исчезло. «Общество трезвости» (дворец возглавлявшего его августейшего попечителя, принца А.П.Ольденбургского, выходил окнами прямо на Марсово поле) добилось того, чтобы эту сатурналии были удалены из центра … а потом … эта подлинная радость народная умерла, исчезла» (I, 297).
В ХХ веке «русскость» пытались воскрешать – для иностранцев (балет «Петрушка»), и это ещё неплохой вариант, а то и для «своих», что породило при советской власти жутковатый «русский фольклор», неестественный, гламурный, казённый, бездушный. |
