Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

ДЕРЗОСТЬ САМООБМАНА

Обзор книги: Обама Б. Дерзость надежды. Спб.: Азбука-классика, 2008. 412 с.

Книга Обамы вышла в свет в 2008 году (накануне избрания президентом), но отражает его (и не только его) опыт ХХ века. Так ведь любое поколение начинает с жизни в недрах предыдущего, и это не худшее измерение истории.

Главная идея Обамы -- примирение, поиск компромисса. Однако, с первых страниц видны знаки («маркеры»), показывающие своеобразную основу его представлений о мире. Он воспевает «сердечные отношения, которые объединяли старшее поколение Сената» (31), не смущаясь тем, что сами «сердечные» объясняли это тем, что в их поколении «любой, кто добился какой-то власти в Вашингтоне, пришел с войны». «Война как-то соединила всех». Речь идёт о Второй мировой войне, но Обама отмечает и роль холодной войны как причины «сплочённости».

Мир не может быть основан на войне. Это гнилой фундамент.

«Сердечные отношения» иногда синоним «преступного сговора». Цену сердечности Никсона выявил Уотергейт, цену сердечности всех американских политиков – Вьетнам.

Обама -- не «левый» и в этом смысле его книга подтверждает предположение, что в США республиканцы -- это крайне правые, а демократы -- это умеренно правые. Его консерватизм проявляется в девизе: «Рамки просто жизненно необходимы» (37). На обложку, однако, он этот девиз не выносит, с таким девизом он бы никогда не был избран. Причём, под «рамками» он имеет в виду «моногамию и религию» (37), но перед этим – «ужасы американского капитализма». Слово «ужасы» Обама использует саркастически. Как папа Войтыла призывал «не бойтесь» (имея в виду явно не то, что имел в виду Христос, а прежде всего самого себя и католическую иерархию в целом), так Обама призывал не бояться капитализма. Он использует вполне парткомовскую демагогию: критикуешь капитализм, значит, входишь «в роль жертвы, дабы уйти от ответственности» (37).

«Рамки» можно сформулировать иначе: «чувство меры». «Сомнительно, что дети, произнося клятву на верность флагу, чувствуют себя угнетёнными из-за слов «перед Богом»; я не чувствовал» (248). Такой аргумент был бы серьёзен в устах атеиста, но Обама -- верующий. Как бы он себя чувствовал, если бы клялся флагу «именем Мухаммеда»?

Понятно, что разговоры об ответственности, несовместимы с Американским Кредо: «Прорываясь через все жизненные тернии, буквально кровью и потом, каждый из нас может подняться над обстоятельствами своего рождения. … Пока каждый человек имеет свободу преследовать собственные интересы, общество как целое будет процветать» (65).

Очень похоже на обычное Кредо, начинающееся с исповедания веры в то, что Христос выше «обстоятельств Его рождения». Кровь Христова, Его кровавый пот перед Распятием – «пот и кровь» американца. Только вот Христос проливал, кажется, Свою кровь ради спасения чужой, а Обама руководил войной, в которой американцы проливали чужую кровь ради сохранения своей. Это вовсе не специфично американское, а традиционно варварское, милитаристское поведение.

Защищает Обама и смертную казнь, причём достаточно цинично, подчёркивая, что смертная казнь – «выражение гнева», причём не личного, а коллективного:

«Общество имеет право требовать смертной казни как абсолютного выражения своего гнева» (68).

В России в таких случаях, оправдывая коллективную ложь, воровство, смертоубийство, говорят: «Государство имеет право…».

В «Справочник путешественника во времени» можно занести, что Обама критиковал разрыв между богатыми и бедными, взваливая вину на своих противников: «В 1980 году среднестатистический исполнительный директор получал в сорок два раза больше, чем среднестатистический рабочий. К 2005 году это отношение достигло двухсот шестидесяти двух к одному. … Такой резкий рост доходов руководящего звена никоим образом не связан с улучшением экономических показателей» (73).

Ровно то же твердили Обаме -- уже когда он был у власти -- миллионы людей, тем более, что кризис неслыханно увеличил классовый разрыв. Обама -- не реагировал, – ведь тут Американское Кредо оказывается выше всего. Как у Азимова в «Трёх законах роботехники» – принцип непричинения зла человеку выше любых других, включая принцип самосохранения. Принцип неограничения свободы богача оказывается выше любых других, включая принцип неограничения свободы бедняков или принципа сохранения общества, не говоря уж о «не убий». Все слова о том, что американская демократия гибкая, стоит на обратной связи через общение граждан, оказываются ниже первого принципа: «Богач имеет право на реализацию своих интересов». У одного право на жизнь, у другого право на жизнь. У одного право на жизнь подкреплено атомной бомбой, у другого -- противогазом.

Обама идёт навстречу опасности -- иначе он был бы слабым общественным деятелем -- и описывает свои встречи с Одним Процентом Населения, у кого доход «позволял выписать чек на две тысячи долларов политическому кандидату»:

«Они верили в свободный рынок и образованную элиту … жаловались, что профсоюзы не дают им жить спокойно, и не особенно жалели тех, чья жизнь пошла под откос из-за перемещений мирового капитала».

Обама даже подчёркивает пропасть между собой и этими людьми. Он -- голос 99%:

«Большинство твёрдо выступали в поддержку права на аборт и против ношения оружия и с подозрением относились к глубокому религиозному чувству» (130).

На самом деле, Обама знает, что богачей -- не один процент, а около трети процента, – столько, подчёркивает он, платят налог на наследство (217), от которого освобождены владельцы недвижимости менее, чем на семь миллионов.

Да, – говорит Обама избирателю, – я богач, но духом я нищий, я не с циниками, а с верующими. Правда, уже на следующей странице он сам причисляет себя именно к тем «рядовым избирателям», кто защищает право женщины на аборт. Он «как бы» за аборт и одновременно «как бы» против. Он за принцип «каждому по труду»:

«Непонятно, почему опытный, квалифицированный педагог на пике своей карьеры не может получать сто тысяч долларов в год» (183).

Что ж тут непонятного? Надо «преследовать свои интересы», а не учить детей.

«Средняя заработная плата черного составляет примерно семьдесят пять процентов от средней заработной платы белого; средняя заработная плата латиноамериканца составляет семьдесят один процент от средней заработной платы белого» (272).

Что ж, белые имет право преследовать свои интересы. Обама не был бы Обамой, если не добавлял поспешно: «Не следует преувеличивать раскол» (295). «Не преувеличивайте», – классический термин новояза. «Не надо утрировать!» «Не заостряйте внимание!» В общем, смотрите на мир не своими глазами, а глазами того, у кого средняя зарплата намного выше.

Намекая, что он готов повысить налоги с богатых, Обама писал:

«Если ваш костюм стоит больше, чем годовая зарплата среднестастического американца, то можно себе позволить платить чуть больше налогов» (218).

Именно на этих налогах способность Обамы «договариваться» странным, но предсказуемым образом, дала сбой. Вот обо всём договорился, на все уступки пошёл, но взамен -- ничего. Его обличения в адрес богачей точно повторяют обличения Путина в адрес чиновников: они выражают не решимость действовать, а подмену действия словами.

В заключение Обама издаёт трубный звук:

«Америка такая большая, что в ней хватит места всем их [американцев] мечтам» (301).

Мечтам много места не нужно.

«Гражданство влечёт за собой обязанности -- общий язык, общее соблюдение законов, общую цель, общую судьбу» (300).

Полная свобода -- в пределах Первого Принципа: «Дружба дружбой, а денежки врозь».

После освобождения ряда стран из состава русской империи некоторые американские политологи заявили, что цель истории достигнута, демократия победила. Другие возражали: нет, мир продолжает оставаться разделённым на "цивилизации" - по Шпенглеру и Тойнби, и демократия не всем нужна. Реальность в другом. Цивилизаций по Тойнби, конечно нет - ну какая Россия "православная цивилизация"... Свобода нужна всем. Но цель истории не в том, чтобы всюду победила демократия, а в том, чтобы люди перестали убивать друг друга - хоть в порядке праведного гнева, хоть для предотвращения терактов. И в этом смысле ни в одной стране мира, включая Америку, история ещё даже не начиналась.

Идеалы американской или русской элиты не вполне совпадают с идеалами американцев или русских в целом, но это проблема малая. Большая проблема там, где идеалы совпадают, совпадают в большом – в надежде на войну и смерть как средство строительства мира. Именно эта надежда порождает самообман, который страшнее обмана.

* * *

В 2013 году Обама бросил в лицо американцам циничное: "Нельзя совместить стопроцентную безопасность со стопроцентной неприкосновенностью частной жизни". Вспомнился бессмертный "Эффект Барнхауза": "Неустанная бдительность - цена свободы". Рабство есть господство. Нельзя господствовать над миром, не будучи рабами. Выбор-то не между безопасностью и опасностью, а между господством под предлогом безопасности - и свободой.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова