Cр. История кощунств.
ДУРНОЙ ВКУС КАК КОЩУНСТВО ПРОТИВ КАНОНА РЕНЕССАНСА
Кощунства там нет, где нет святого, канона. У современной культуры канон есть, он сложился вполне к XVII веку - и художественный, и литературный. Поэтому, к примеру, Френсис Бэкон писал в трактате "О значении и успехе знания" (1605) о "кощунственном отношении к знанию".
Канон средневековой живописи сменяется – как общеобязательный – каноном Ренессанса. Становление этого канона происходит на протяжении нескольких поколений и заканчивается к концу XVI века. Маньеристы ещё принадлежат эпоху становления канона, они не бунтуют против канона, потому что канона ещё нет. Парадокс в том, что для Средних веков канон – норма, пусть и бессознательная, и тем более норма, что бессознательная. Искусство с Ренессанса начиная утверждает себя как свободу от канона, однако, канон в нём есть, и даже очень жёсткий, и часто очень ясно сформулированный. Первым, кажется, примером такого бунта был «караваджизм», возникший около 1600 года в Риме, Генуе, особенно в Неаполе, тогда бывшего под властью Испании: простые бытовые сюжеты (а не библейские, политические или мифологические сюжеты Ренессанса), использование тени для передачи движения – великие мастера Ренессанса использовали тень для придачи объёма предмету, но это тень «внутренняя», а караваджизм ввёл в картину тень, падающую от предмета, динамика изображения. Караваджо, Фети и Рибейра в Италии, Сурбаран, Веласкес и Мурильо в Испании, Ла Тур во Франции. А в следующем поколении – бунт Пуссена против Караваджо. А ведь Пуссен был под влиянием Караваджо, не бранил его «разрушителем живописи». Караваджо не отвечал, потому что был уже мёртв, но понятно, что с точки зрения караваджистов новая живопись была не лучшим образцом. А пройдёт ещё несколько поколений – и классицизм, созданный Пуссеном, станет предметом «кощунств» и бунта романтиков, прерафаэлитов, передвижников. А потом бунт импрессионизма, бунт футуризма, и так, можно надеяться, без конца.
Парадоксальное сочетание двух идеалов – творческой свободы и верности идеалам Ренессанса – ведёт к тому, что история живописи с XVII века (и не только живописи) есть история бунтов, «кощунств», отрицания «отцов». При этом отрицание это никогда не доходит до низвержения отцов.
В науке точно тот же процесс: средневековая книжность декларирует верность традиции, современная наука декларирует необходимость бунта против окостенелых авторитетов, ждёт от «молодых» бунта и дерзновения. Бунт, доходящий до кощунства, оказывается лучшим средством омоложения канона, структуры в целом – структуры живописи, литературы, науки.
В начале ХХ века Казимир Малевич выбрал из А.Бенуа те отзывы о футуризме, где сильнее всего религиозная нота: «Футуризм - не простая шутка, не простой вызов, а это один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость и запустение» («мерзость и запустение» - отсылка к Мф. 24, 15). «Футуризм скучен, потому что кощунствует на святыню, а мы терпим его кощунство». Малевич отвечал: «Всякое появление новой идеи есть кощунство. … Христианство считалось кощунством над язычеством. Мое творчество - кощунство над его искусством».
Малевич ещё оправдывался от обвинений в хамстве: «Мережковский и Бенуа не могут отличить хамство от движения новых идей. Нельзя же считать того хамом, кто не верит в прочность фундамента вчерашнего дня. Он учит: любите лошадей, Венеру, Психею. Любите каждую вещь, тыкву, подсолнух».
Бердяев в своей лекции «Кризис искусства», прочитанной 1 января 1917 года, так же осуждал футуризм как Бенуа и Брюсов. Однако Малевич-то возмущался не критикой, а тем, что Бенуа и Брюсов в 1918-м году возглавили большевистскую комиссию, руководившую живописью, - что во время голода и гражданской войны означало раздачу заказов художникам. Бердяев, между прочим, писал о Чюрлёнисе: «Красочно безпомощен, живописно недостаточно одарен и историю живописи не обогащает новыми формами. Живопись Чурляниса— очень характерный пример того, какъ синтетические стремления могут действовать разрушительно на искусство». Малевич же, как и футуризм в целом, тоже – причём принципиально – мечтал о власти, и не случайно другой футурист, поэт В.Маяковский, сдал верным рабом ЧК, и хотел бы сам порулить штурвалом, который оказался в руках у более искусного Брюсова.
