Богочеловеческая комедия
XII век: короли и "капуста"
Cм. Справочник путешественника во времени.
Политика и сегодня для многих то же, чем она была для образованных европейцев XII cтолетия — умение донести до короля, как надо руководить.
Может, и не до короля — главное, найти старшего, который отдаёт приказы, и объяснить ему, какие приказы нужно отдавать. Вот на Западе Католическая Церковь воспитала людей правильно, надо, чтобы в России Православная Церковь правильно воспитывала людей.
Может, короли и церковные деятели и были бы рады воспитывать народы, повинуясь указаниям экспертов-интеллектуалов. В реальности, однако, всё происходило иначе.
Во-первых, интеллектуалы — далеко не всегда авангард. Например, в XII веке в Западной Европе уже вовсю зарождался капитализм, уже был экономический подъём, причём качественно новый — частная инициатива, частные деньги, причём большие, базарная экономика явно превращается в рыночную — а Церковь всё ещё этого не замечает. В главной церкви Сан-Джиминьяно золотыми монетами испражняется сатана. XII век — это прежде всего святой Бернар Клервосский, основатель ордена цистерцианцев, проповедник нарочитой бедности и скудости. Правда, его собственный орден — мощный экономический субъект, вливающийся в общий поток экономического роста, но сам он об этом не задумывается.
Теолог Джон Солсбери в году в 1160-м написал «Поликратик» - учебник для короля. Такой жанр был очень популярен ещё с античных времен, как и сравнение общества с телом, и учитель Джона англичанин же Роберт Пулл (умерший кардиналом в 1146 году) в своих «Сентенциях» сравнивал королевскую власть и церковную с телом и душой. Солсбери добавил к метафоре (судьи и наместники — глаза, уши и язык, солдаты — руки, крестьяне — ноги) одну деталь. Он сравнил казначеев и всех, имеющих дело с финансами, с желудком и кишечником. Расточительность — порок, писал Джон, но жадность — много хуже.
Тексты интеллектуалов доносят в основном критику в адрес денег и жадюг. Только вот интеллектуалы-то имели возможность писать, преподавать и т. п. благодаря «жадюгам». Первичен был экономический рост. Только начинающие капиталисты — не только торговцы, но и крестьяне, и ремесленники, и предприниматели — не писали ничего в оправдание капитализма, им было некогда. Они свой «первичный капитал» не из казны получали и не мечом добывали, они изобретали, рисковали, работали до седьмого пота.
При этом сами европейцы ещё не вполне понимали, что происходит. Аббат Сугерий, построивший роскошный храм в Сен-Дени, считал, что настоящая роскошь — в Константинополе. Между тем, экономика Византии уже отставала от европейской, и не разграбление города крестоносцами в 1204 году было причиной расцвета Запада. XII век — начало строительства готических соборов, невиданных по величине — причём величина эта была иррациональной, если говорить о высоте. И рост начинался не сверху, а снизу, феодалы же лишь к концу столетия поняли, что жизнь меняется. Например, аббатство Бэри Сент-Эдмундс сдавало усадьбу Тилни в Норфолке за пять фунтов в год. Пять фунтов — это годовой доход сельского священника. Пять фунтов король платил испанскому профессору математики за преподавание в школе Нортгемптона. Около 1190 г. аббат Самсон перестал сдавать усадьбу — и в первый год получил с неё 25 фунтов.
Английские историки отмечают, что в течение «длинного» XII века — с 1066 года по 1215 — в стране появилось более ста новых городов, причём их экономика держалась не на высокодоходной заграничной торговле, а на обслуживании окружающих регионов. Например, в 1140-е годы епископ Линкольнский Александр основал город Бенбери в Северном Оксфордшире как центр, где крестьяне могли продавать излишки своих хозяйств. В XII веке превращается в крупный порт Бристоль — импортируются вино и древесина, экспортируется шерсть.
Забавным символом того, каково место науки при капитализме, может служить Оксфорд. Профессор этого самого университета Генри Мейр-Хартинг заметил, что расцвет города не был результатом появления университета, начался в первой половине XII века. Среди прочих признаков расцвета профессор указал появление гильдии башмачников в 1160-е годы и появление евреев-менял в 1140-е, из которых он не без юмора назвал по имени одного — Моисея по прозванию Либерал. Прозвание обозначало покровителя «либеральных», «свободных» наук — вернее, учёных. Однако, к концу столетия Оксфорд оказался в упадке, - судоходство по Темзе резко сократилось из-за того, что реку стали перегораживать для ловли рыбы, а снабжение города осуществлялось в основном по реке. В итоге купцы стали покидать Оксфорд, недвижимость подешевела, и это привлекло сюда интеллектуалов, которые и тогда с деньгами имели дело больше в теории, чем на практике.
Впрочем, это ещё Средневековье. Либералов было немного, люди с деньгами предпочитали поддерживать набожность, а не учёность. Расходные книги казначеев Генриха II показывают, что в 1162-1164 гг. этот король выплачивал ежегодные пособия по меньшей мере шести отшельникам в разных частях Англии. Записи 1169 года показывают, что епископ Найджел выплачивал такие же пособия ещё шести анахоретам. Хорошо ли после этого изображать казначейство анусом?
Упомянутый оксфордский профессор в связи с этим выдвинул такое объяснение самому феномену отшельничества. Классическое объяснение гласит, что в монахи идут от бедности, нищеты (и приравненной к ним безответной любви). В общем, от плохой жизни. Религия — опиум. Здоровый, хорошо зарабатывающий, состоявшийся человек к религии прибегать не будет. Это объяснение «викторианское» - атеистическое, но в цилиндре, под которым не видно отсутствия веры. Мейр-Хартинг вывернул всё наоборот: «патология носит более тонкий характер» («Malaise was more subtle»). Что вера — патология, болезнь, это для профессора аксиома. Эталоном он выбрал — вслед за Питером Брауном — Иисуса и апостола Петра, которые якобы ударились в религию не от бедности, а, напротив, от усталости, сопровождающей благополучие. Дауншифтинг на небо. В результате римской оккупации, видите ли, «открылись новые рынки для вяленой рыбы», у галилейских рыбаков прибавилось работы, вот некоторые и не выдержали напряжения. В Англии XII века тоже многие предпочитали выбыть из «крысиных гонок» - например, Годрик Финхельский, прежде чем стать отшельником, разбогател, торгуя с Данией, Фландрией и Шотландией.
Парадоксальным образом, Мейр-Хардинг подчёркивает позитивный вклад Церкви в экономическое процветание XII века - он считает, что она стала оптимистичнее глядеть на возможности человека. Тезис довольно ёрнический, потому что в наши дни как раз религиозные фундаменталисты обвиняют атеистов в недооценке тёмной стороны человеческой натуры. А тут, оказывается, Церковь — источник оптимизма. Доказательством профессор считает пропаганду веры в Непорочное Зачатие бенедиктинцами. Цистерцианцы учению о Непорочном Зачатии сопротивлялись якобы потому, что им была противна сама мысль о том, что человек в принципе может быть свободен от греха. При этом, ехидно отмечает Мейр-Хардинг, в своих проповедях сами цистерцианцы тоже обращались к людям как ко вполне творческим и сильным созданиям, а не марионеткам сатаны.
Разговор о том, какова «позиция Церкви», «значение религиозности», видимо, заведомо ведёт в никуда. Как раз XII век — чуть ли не первый, когда на поверхность истории выходят скрытые до этого реальные деятели истории. Не «Церковь», не «вера», а — тысячи отдельных людей, «маленьких людей» (и Мейр-Хардинг этот оборот употребляет). Маленькие люди — источник больших достижений, а «большие люди», «большие понятия» - лишь пена, пузыри, пустые понятия на тех волнах, которые и составляют море жизни. А если эта пена слишком многое на себя берёт и слишком многое о себе воображает, то может статья так, что пена останется — а море исчезнет, отхлынет туда, где меньше самодурства и кичливости.
