БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
XI ВЕК: ЭРОТИЧНОСТЬ КРЕЩЕНИЯ
XI век стал временем "крещения Норвегии". Вновь встаёт вопрос о том, что стоит за выражением "он крестился и крестил свою страну". Олаф Святой, креститель Норвегии, вовсе не был правителем Норвегии, когда крестился. В этом смысле его поступок был вполне "бескорыстен", не укладываясь в традиционные "позитивистские" объяснения, для которых крещение всегда - результат неких корыстных расчётов, в крайнем случае, поиск психологической выгоды, компенсации. Олаф крестился в Руане - базе норвежских пиратов - в 1013 году, было ему девятнадцать лет - вполне взрослый. Крещение не сделало его безопасным для "христианских народов" - сразу после него он участвовал в набеге на Англию. В 1015 году он завоевывает, если в данном случае уместно это выражение, собственную родину - Норвегию, освобождая её от власти шведов и датчан (к тому времени - "христианские народы").
Олаф просил руки шведской принцессы Ингигерд, та была согласна, но в итоге её выдали замуж за Ярослава Мудрого (1019 год). Олафу досталась в жёны её сводная сестра Астрид, брак был заключён в феврале тогоже 1019 году. Историки, объясняя брак Ярослава с Ингигерд, исходят из уверенности, что все браки той эпохи были сугубо политическими актами, чем-то вроде печати на договоре о мире и сотрудничестве. Остаётся вычислить: Ярослав женился на шведке, потому что хотел сдержать натиск Швеции на русские земли или потому что в борьбе за Киев сколачивал антипольский союз.
"Романтическая любовь" оказывается таким же модерным изобретением как "личное обращение" или "капиталистическая экономика". Если любовь и случалась, то вне брака. Если человек вдруг и веровал искренне, то уж не в Церкви, что-то постороннее читал или думал, следовательно, надо изучать маргинальные средневековые явления - алхимию, астрологию и т.п.
Что любви в средневековом браке - впрочем, и в буржуазном - было так же мало, как веры в средневековой религии, отрицать могут лишь фанатики, которые есть и по сей день, которые кое-где порой руководят религиозной жизнью. У них на первом месте - послушание. Не своё, конечно, а чужое - чтобы слушали их распоряжения, кому на ком жениться, кому в кого веровать. "Свободная любовь", "свобода совести" для них - это источник таких гнусностей как аборты, разводы, клонирование, эвтаназия. Да здравствует возвращение к здоровой патриархальной жизни, где любовь - бесплатное и далеко не всегда приятное приложение к хозяйственному расчёту.
Случай с Олафом Норвежским, однако, напоминает, что нормальная наука не имеет права игнорировать реальность свободы, реальность религиозного выбора, реальность преобладания случая над прагматикой. Закономерное паразитирует на свободном, не наоборот. Случается не только шит, но и свобода. Случился Авраам, случился Христос, случился Мани - и никакие политические причины тут ни при чём. Таким было и крещение Олафа, очевидно. Оно ничуть ему не помогло убить предыдущего правителя Норвегии - не "помолился и гром разразился", всё равно пришлось убивать ручками. Более того, именно казус Олафа показывает, что крещение могло быть очень неверным политически. Он потерял трон не только потому, что против него выступил Кнут Великий (c которым в 913-914 гг. Олаф совершал набеги на Англию) с армией, соответствующей его прозвищу, но и потому, что Олаф потерял поддержку норвежцев. Потерял, в числе прочего, вполне вероятно - из-за того, что насаждал христианство в манере, которая норвежцам казалась слишком настойчивой. Кнут Великий тоже был христианин, но его норвежцы невзлюбили и вскоре прогнали из-за установленных им налогов, тоже соответствовавших королевскому прозвищу.
История потому и не "естественная наука", а "гуманитарная", что в ней всегда остаётся место тому, что социология считает случайностью, а философия - свободой. Более того, случайная свобода оказывается продуктивнее и "значительнее" любых закономерностей. Политические и культурные причины, которыми объясняют "крещения" королей, конунгов, князей объясняют всё, что произошло, но не объясняют то, чего не произошло. Почему в какой-то момент цепная реакций крещений, так хорошо объяснённая, прекращается. Почему она начинается - ведь у истоков выбор всегда был намного шире, чем кажется. Константин мог стать и манихеем, и митраистом, и не нужно обладать большой фантазией, чтобы увидеть, как мало изменилась бы от этого политическая история. Добро бы ещё христиане отличались каким-то повышенным пацифизмом - так ведь нет, и атомную бомбу не буддисты изобрели. Да и сами древние апологеты хвалили христианство за то, что оно может все задачи, поставленные язычеством, выполнить лучше язычества. На рынке религий христианство предлагают тем, кто ищёт веры с кровью, а не ищут покупателей, которым нужен мир или хотя бы перемирие.
Проблема в том, что средневековый человек, как и человек любой другой эпохи, свободой внутренней обладал и даже её использовал - в том числе, как политический лидер, в ущерб чужой свободе, а вот те, кто фиксировал деяния этого человека, свободы не понимали и не умели её включить в свои описания. Так это и сегодня немногим лучше. Человек пользуется свободой, которая и делает любовь, веру, политику - не просто суммой векторов, не просто сделками, а заветами и самыми заветными явлениями в своей жизни.
