Богочеловеческая комедия.
Один апологет христианства в конце ХХ века заметил, что надо спрашивать не «что есть истина», как Пилат, а «кто есть истина». Тогда истина — живая, двуногая — может ответить: «Я — истина».
Справедливо ли требовать от человека, чтобы он спрашивал об истине как о воодушевлённом существе — один вопрос. Кажется, не очень, потому что так ставить вопрос означает уже быть немножко верующим именно в то, что Иисус есть Истина.
Интереснее другое: такая защита христианства вступает в противоречие с историей христианства и его догматикой. Споры о догматах есть именно превращение вопроса «кто есть истина» в «что».
Горячее всего эти споры велись в V веке, в результате произошёл очередной раскол христианства на «халкидонцев» (по собору в Халкидоне в 451 году), «дуофизитов» и «монофизитов». Монофизитов меньше, но это ведь такие древние христианские общности как египтяне и армяне.
С точки зрения дуофизитов — а это и католики с протестантами, и православные — самый большой вклад в сочинение догмата о соотношении божественного и человеческого в Иисусе внёс римский папа Лев, умерший в 461 году. Его даже прозвали великим — в отличие от апостола Петра, да и других апостолов, среди которых ни одного великого.
18 августа 460 года, незадолго до своей кончины, папа Лев отправил два письма в Александрию. Там назначили «правильного» иерарха — вместо монофизита Тимофея Элура александрийским папой стал по воле императора Тимофей Салофакиол («элур» - «кот», «салофакиол» - «дрожащая шапка»). Лев отдельно поздравил Салофакиола, обозвал Элура антихристом, чьи богохульные проповеди («impietas») погубили только его самого. Второе письмо адресована священникам и диаконам Александрии и призывает их помочь новому епископу проповедовать истину. Вот здесь Лев и употребил выражение, которое теперь часто цитируют - отнюдь не потому, что одобряют:
« Истина проста и едина и не допускает разнообразия».
На латыне красиво, с аллитерацией:
«Varietatem veritas, quae est simplex atque una, non recipit» (PL, 54, 1216).
Точно так же о том, что истина проста, писал анонимный автор того же времени, взявший себе псевдоним «Дионисий Ареопагит»:
«Мы используем любые уместные символы для обозначения божественного. Благодаря таким аналогиям мы подымаемся к истине, видимой глазами ума, к истине простой и единой».
Это простой перевод тезиса о простоте истине. А может быть и сложный перевод:
« Ныне же мы, насколько нам возможно, пользуемся, говоря о божественном, доступными нам символами, а от них по мере сил устремляемся опять же к простой и соединенной истине умственных созерцаний».
Халкидонский догмат можно назвать каким угодно, только не простым. Папа Лев вряд ли имел в виду его — под «простой истиной» он имел в виду именно истину о Боге, которую его знаменитый «Том», а потом и догмат Халкидона, лишь выражали в словах.
Истина должна быть проста — это не наивность плохо образованного человека, который сердится на всякого, кто с ним не соглашается, потому что не понимает, как можно не понимать простых вещей. Это ощущение древнее и Льва, и Пилата, она вдохновляла Платона и Аристотеля. Истина не может быть простой - «простота» здесь есть прежде всего образ прямой линии. Если нечто движется без помех, то движется по прямой. Только помехи создают изгибы. Это не только греческая идея. Когда Иоанн Предтеча говорит о том, что Богу нужно приготовить «прямую дорогу» - идея «прямоты», «простоты» воодушевляет и его.
Ровно ту же формулировку мы встречаем у автора, совершенно не церковного, не догматичного, но вполне ясно мыслящего. Сартр в очерке 1946 года «Экзистенциализм — это гуманизм» (это развёрнутый вариант его речи в октябре 1945, с которой начался экзистенциализм) писал:
«Чтобы существовала хоть какая-нибудь истина, нужна истина абсолютная. Абсолютная истина проста, легко достижима и доступна всем, она схватывается непосредственно».
«Простой истиной» Сартр считал «я мыслю, следовательно, я существую».
Правда, Сартр добавлял:
«Человек, постигающий себя через cogito, непосредственно обнаруживает вместе с тем и всех других, и притом — как условие своего собственного существования. Он отдаёт себе отчет в том, что не может быть каким-нибудь (в том смысле, в каком про человека говорят, что он остроумен, зол или ревнив), если только другие не признают его таковым. Чтобы получить какую-либо истину о себе, я должен пройти через другого. Другой необходим для моего существования, так же, впрочем, как и для моего самопознания».
Просто? То-то! В сравнении с этим халкидонский догмат просто детская считалка.
В массовой культуре ни Сартр, ни Лев Великий не востребованы. Востребованы гуру Ошо («Ложь по природе своей сложна. Только правда может быть простой») и каббалист Кук («высшая истина проста»).
«Иная простота хуже воровства». Прямая линия — кратчайшее расстояние между двумя точками, но разве мир, жизнь, любовь состоят из точек? Точки не существуют, они придуманы людьми. Верующие или неверующие, - неважно, в любом случае ориентация на простоту лукава, ворует и «что», и «кто», уничтожает и любовь, и творчество, и свободу. Человек - не прост, Бог - не прост, и кто ищёт истину-точку, тот обречён провалиться в дырку.
