УРОД ИЛИ КРАСАВЕЦ?
Евангелие Фомы (II в.) описывает Иисуса как красивого юношу. Ссылались на Пс. 44,3: «Ты прекраснее сынов человеческих».
Тертуллиан спорил с теми, кто считал плоть Иисуса особой, «звёздной», небесной:
«Вообще же люди удивлялись только словам и делам, учению и добродетели Христа как человека. Если бы замечалась в Нем какая-то телесная необычность, это также вызвало бы удивление. Но в Его земной плоти не было ничего примечательного; она лишь показывала, сколь достойны удивления прочие Его свойства, – ибо говорили: Откуда у Него это учение и эти чудеса? (Матф. 13, 54). Это говорили даже те, кто с презрением взирал на Его облик, настолько тело Его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Хотя и у нас пророки умалчивают о невзрачном Его облике, сами страсти и сами поношения говорят об этом: страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения – о её невзрачности. Дерзнул бы кто-нибудь хоть кончиком ногтя поцарапать тело небесной красоты или оскорбить чело оплеванием, если бы оно не заслуживало этого?» («О плоти Христовой», 9).
Через два века, однако, Иероним Стридонтский замечает: «Если бы в Его облике и взоре не было чего-то небесного, никогда апостолы тут же не последовали бы за Ним, а те, которые пришли схватить Его, не поразились бы».
Между Тертуллианом и Иеронимом – «торжество христианства». Императоры были очарованы – Христом как личностью или Церковью как организацией? Августин, современник Иеронима, сравнивал христиан, которые не видели Иисуса, с первыми христианами, видевшими: «Им помогает увиденный Христос, так что они верят в грядущую Церковь; нам помогает увиденная Церковь, чтобы мы поверили в Воскресение Христово» (цит. по Зейр, 2000. С. 22).
Блаженная наивность неофита – Августин до смерти остался если не неофитом, то блаженным. Пройдёт тысяча лет, и герой Бокаччо заметит, что верует во Христа, потому что пороки Церкви, уродливость церковного тела настолько велики, что должно быть нечто абсолютно иное, чтобы Церковь всё-таки жила. Софизм, конечно. Прошло ещё пятьсот лет, церковное тело освежили, помыли, сделали подтяжки, эпиляцию, корсет. Необходимость во Христе стала ещё больше, потому что ухоженное уродство пугает больше запачканной красоты.
Порочность ужасает идеалистов, посредственность (а Церковь стала посредственностью) ужасает реалистов, которым хочется хотя бы немножечко идеального. Видимо, следует поменять критерий оценки. Не что «нам помогает», а «как мы существуем». «Помощь» - понятие несовершеннолетнего, как сказал бы Кант.
См. история изображения Христа.
