Внешне дома элиты — как дом в Шведском переулке, 4 — похожи на башни в итальянских средневековых городах, в абхазских сёлах. Дом-башня, дом-крепость, символ величия и богатства. Однако, это обманчивое сходство. Элита в них не живёт. Функционально это «подворья». В XVI-XVII веках в Москве все большие монастыри имели свои подворья — самые известные, возможно, подворья Троицкой лавры и Сторожевского монастыря, ныне задвинутое во двор 6 дома на Тверской очень красивое здание в псевдо-русском стиле.
Подворья были нужны, чтобы ублажать московских чиновников. Судопроизводство стояло не на законе, а на состязании клановых интересов. Было недостаточно дать взятку, нужно было «поддерживать отношения». Прежде всего, неослабно напоминать о себе царю и ближайшему окружению, которые, в свою очередь, тоже предпочитали жить в загородных дворцах, но в Кремле приходилось отправлять некоторые большие и малые государственные нужды.
Подворья монастырей в современной Москве выполняют несколько иные функции. Во-первых, это ящики для сбора пожертвований. Для этого Ридигер выделил любимому Пюхтицкому монастырю здание на Петровке. В Эстонию вельможа кремлёвский не поедет, а по Петровке в Кремль проезжая, остановится, посетит и денежку бросит. Во-вторых, как в случае с Шевкуновым, «подворье» становится как раз центром, митрополией, а монастырь в Пскове превращается в дачу. В-третьих, сохраняется, конечно, и представительская функция.
В границах Малого бульварного кольца, как и в границах Камер-Коллежского вала население Москвы не выросло, а сократилось за последние десятилетия. Город напоминает бублик, тороид.
В более низкой социальной страте идёт процесс рантьеризации. Иметь две квартиры, жить на ренту от сдачи. Или даже и более двух. При этом сверх-элита своих квартир не сдаёт. Человеку с миллиардами долларов это не нужно. Так что в Шведский тупик соваться бесполезно: квартиру за 50 миллионов долларов сдавать не будут, как не дают же поносить ордена с бриллиантами, а держат в сейфе.