1855 год: Толстой о трёх ипостасях военной России

Молодой Толстой позволил однажды себе то, чего не позволял в зрелые годы: классифицировал людей. В рассказе 1855 года «Рубка леса», описывающем очередной этап завоевания Чечни, он в духе натуралистического фельетонизма подразделил русских солдат на три типа.

Впрочем, и молодой Толстой был гений, так что классификация у него вышла гениальная и годная по сей день. Тем более, что Толстой заботливо указал для каждого типа норму и болезненнное состояние. В его время большинство были нормальные, в наше решительно преобладает патология, если не количественно, то в смысле господства.

Кстати, сам Толстой прекрасный образец идеального человека, в котором здоровы все пять сторон личности (то, что психологи называют «большая пятёрка»): волевой, умный, добрый, совестливый, работящий. Царь, пророк, миротворец, судья, работяга.

Впрочем, сам Толстой предпочёл более простую классификацию на три типа: начальствующие, отчаянные, покорные. «Начальствующие» объединяют в себе волю и ум, «отчаянные» — это доброта и совесть, «покорные» — это работяги. Почему вдруг миротворческое, совестливое начало в человеке превратилось в отчаяние? Так ведь речь-то всё-таки не о крестьянах или токарях, а об убийцах — довольно отчаянное занятие.

Кстати, при всём своём пацифизме, Толстой крепче бичевал религию, а не армию. Кажется. Всё-таки военный.

Здоровый начальствующий «есть тип весьма благородный, энергический, преимущественно военный, не исключающий высоких поэтических порывов».

Болконские.

Отчаянных характеризет «непоколебимая веселость, огромные способности ко всему, богатство натуры и удаль».

Анатоль Курагин.

Здоровый покорный «тип более всего милый, симпатичный и большей частью соединенный с лучшими христианскими добродетелями: кротостью, набожностью, терпением и преданностью воле Божьей ... Отличительная черта покорного хладнокровного есть ничем несокрушимое спокойствие и презрение ко всем превратностям судьбы, могущим постигнуть его».

Платон Каратаев.

Братья Карамазовы. Три мушкетёра. Три богатыря.

Всё это банальность, элементарная схема. Любопытно, однако, как рисует Толстой патологическую деформацию типов.

Волевое начало превращается в «начальствующего политичного»: «всегда красноречив, грамотен, ходит в розовой рубашке, не ест из общего котла, считает себя несравненно выше простого солдата и редко сам бывает столь хорошим солдатом».

Этическое начало («отчаянные») превращается в «отчаянных развратных, которые однако, нужно сказать к чести русского войска, встречаются весьма редко, и если встречаются, то бывают удаляемы от товарищества самим обществом солдатским. Неверие и какое-то удальство в пороке — главные черты характера этого разряда».

Творческая ипостась, заболев, превращается либо в алкоголика, либо в суетливого хлопобуда: «Отличительная черта покорного пьющего есть тихая поэтическая склонность и чувствительность; отличительная черта хлопотливого — ограниченность умственных способностей, соединенная с бесцельным трудолюбием и усердием».

«Удальство в пороке», «покорный алкоголизм», «бесцельное трудолюбие», — убийственная характеристика современного русского человека. Никакой «чести русского войска» после 1917 года в помине нет, никакого «удаление от товарищества». Какое там «удаление» — как бы тебя самого не удалили, как удаляли и удаляют уже сотню лет всех, кто пытается вернуться к нормальности.

Достаточно сравнить, как завоёвывали Чечню при императорах и как её завоёвывали при «президентах», чтобы увидеть степень деградации не армии — страны.

Одно утешение: сегодня понятно, что путь к норме не есть путь к нормальной армии, а путь к нормальному обществу. Что не делает этот путь легче, но всё же вдохновляет на удальство в добродетели, на непокорную трезвость и на целеустремлённое трудолюбие.