Зоровавель, ровесник Эзопа
«Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора;» (Мф. 1, 13).
«Иоаннанов, Рисаев, Зоровавелев, Салафиилев, Нириев,» (Лк. 3, 27).
Зоровавель родился после переселения евреев в Вавилон — имя-то его означает «родившийся в Вавилоне» — значит, не ранее 597 года. Пусть будет 560 год. Во всяком случае, в 520 году он — «князь», возглавляет тех, кому было разрешено вернуться в Иудею, к нему обращается пророк Аггей, именуя «правителем Иудеи». Аггей видит в Зоровавеле того, через кого Бог низвергнет царства; при этом рядом с Зоровавелем всё время Иисус — «великий иерей». «Буду держать тебя как печать», говорит Бог о Зоровавеле — интересно, какая печать при этом имелась в виду? В Вавилоне были распространены цилиндрические, которые катали как катушки. Это далеко не мощные печати, которые неподвижны вместе с рукой владельца, это печати-крутилки, и себя представить в таком положении немного страшно. Были и печати-печатки, на перстнях.
Понятно, почему иудеи-фундаменталисты предпочитают не подыматься выше фундамента — то есть, Пятокнижия. Ведь иначе придётся решать вопрос о том, как понимать пророчества, в том числе Аггея. Это были ложные пророчества? Бог обманул, пообещав, что потрясет небо и землю, прославит восстановленный храм, что придёт «Желаемый всеми народами» (Агг. 2, 7)? И как примирить безошибочность Библии с тем, что не было отнюдь единодушного желания «всех народов», а многие из «всех» даже не подозревали, что нужно кого-то там ожидать и желать?
Неужели Бог, подобно Аггею и Зоровавелю, не подозревал, что народы беспокоятся совсем о другом. На глазах Зоровавеля произошло крушение Вавилонской империи (бедный Валтасар!), Кир создает новую империю в Персии — империю Ахеменидов; один из его преемников Дарий, едва захватив престол, и разрешает восстановить Храм. Греки не думают ни о каком «Желанном», — у них процветает вертикаль власти во главе с тираном Писистратом. У кого есть силы думать, те думали о математике: шестой век — век Фалеса Милетского, он умер, когда Зоровавель был подростком. Знали в Иерусалиме, что где-то на севере вычислили диаметр Солнца и Луны? Правда, тиран Гиппарх был одновременно ещё и отличным астрономом, но это не спасло его от заговорщиков — убили.
Больше всё-таки жалко не политиков и учёных, а поэтов. Политика и наука хороши, если добиваются повторяемости результатов. Поэзия хороша неповторимая. Вот в 550 году умер Эзоп — и кормились им многие, из них же Крылов и Амвросий Бирс весьма неплохи, но не смогли к басням Эзопа приписать неповторимое. Спаситель-то зачем нужен: чтобы всё хорошее повторялось до бесконечности, чтобы жизнь наконец перестало лихорадить — или чтобы произошло что-то неповторимое и вообще началась такая жизнь, где не будет никогда ничего старого, но только новое? Вечность есть торжество неповторимости. Но и тогда, и сейчас желает человек повторяемости, стабильности и предсказуемости, кто это пообещает — тот и Желанный. Только настоящий Желанный — Его не люди желают, а Бог. Бог не лжёт, Он просто описывает мир со Своей точки зрения. И с этой точки зрения Зоровавель, к счастью, есть Христос — как и всякий человек. И если глядеть с неба — или изнутри — жаждут Неповторимого все — и получат все.
Что предок Иисуса Зоровавель восстанавливал Храм вместе с первосвященником Иисусом — совпадение, ничего не прибавляющее к вере. Приятно читать, как Бог через пророка Аггея буквально подбадривает: «Ободрись ныне, Зоровавель, ободрись, Иисус». Любопытно, что для Бога завет и Дух — одно: «Завет Мой, который Я заключил с вами при исшествии вашем из Египта, и дух Мой пребывает среди вас: не бойтесь!». Но что интересно в самом буквальном смысле: странное рассуждение Зоровавеля: раз чистое не может освятить нечистое, а нечистое, напротив, может осквернить святое, — следовательно, евреи согрешили и должны восстанавливать Храм. Для христианина часто непонятна и первая посылка: как это святое не может освятить того, с чем соприкоснётся? А обряды освящения — от дома до самолёта? Правда, у евреев не было этих обрядов освящения, но у них и самолётов не было, так летали... на колесницах. Аггей ставит проблему не абстрактно, а до ужаса телесно: не вообще «чистое», а кусок жертвенного мяса, не вообще «нечистое», а тело мертвеца. Жертвенное мясо не может сделать святым, например, хлеба и вина, если с ними соприкоснётся. А вот если человек, дотронувшийся до покойника, прикоснётся к вину и хлебу, они осквернятся. Экая же сила у зла и экая слабость у Бога! К чему тогда строить Ему Храм? Логика тут есть только, если понять — строя каменный Храм, иудеи готовили совсем другой Храм — Тело Христово. Это Тело, разрушенное, убитое и воскресшее — единственный Храм во вселенной. Когда Иисус прикасается к хлебу и вину — а Он прикасается каждый раз во время воспоминания Тайной Вечери — тогда объединяется то, что было противоположным: убитый, мёртвый прикасается к вину и хлебу, делает их подобными себе, но не оскверняет их, а освящает, ибо этот Убитый — ожил, этот Мертвый — воскрес.
Зоровавель был ровесником многих выдающихся людей. Его эпоху вообще часто называют «осевым временем» — правда, «ось» выходит весьма толстая, потому что ее нужно продлевать о Христа. Не может не завораживать, что Будда (563-479), Пифагор (570-490) и Конфуций (551-479) были современниками. А ведь современником Зоровавеля был ещё и Гераклит (550-480). Но все знают Пифагора и почти никто — Гераклита. Так ведь не Пифагор знаменит, а его брюки! Так приходит мирская слава... Некоторое утешение составляет то, что царя Дария (ум. 486), уничтожившего Вавилонскую империю, изволившего вернуть часть евреев в Иерусалим, тоже мало кто знает. Так мирская слава проходит. А кто — кроме горстки жителей Индии — знает Махавира (ум. 477)?
Человек скорее пойдёт на то, чтобы слегка подтасовать факты и объявить современниками Заратустру, который жил лет на сто раньше вышеперечисленных господ, и Лао-цзы, который жил лет на триста позже. И кто-то кого-то смеет обвинять в постмодернизме! Да классические историки первые показывают примеры недопустимо вольного обращения с фактами. Особенно завораживает, впрочем, что они друг о друге даже не подозревали. Но ведь здесь налицо методологическое заблуждение. Подобное совпадение было бы чудесным, если бы мы были уверены, что человечество хорошо знает своих героев. Опасный пессимизм!
Утверждение, что талант всегда пробьёт себе дорогу, легко оправдывает тех, кто прибивает талантливого человека ко кресту. Если талант — сойдёт с креста, разве не так? Может быть, и сегодня есть люди вполне равные и Будде, и Пифагору, и Конфуцию. Ясно, что они почти наверняка — не на радио, не на амвонах, не в академиях, вообще не в устоявшихся структурах. Почти наверняка они и не в их жалких пересмешниках — маргинальных группках, ещё более испорченных высокомерием и агрессивностью. «Почти наверняка» — потому что кто ж их знает... Иисус тоже жил — если глядеть с неба — среди весьма секстантски настроенного народца, полагавшего себя пупом земли. И Он любил этот народец, как, впрочем, и все народы. С неба-то мы все маргиналы. Просто одни понимают, что находятся в изгнании, другие полагают, что они уже вернулись на родину, третьи гоняют, кого могут. Иисусу есть что что сказать и что дать всем.