Нет «веры в воскресение». Есть вера в Бога, Который вот сейчас — и Творец мира, и человек из глухой провинции, казненный, оживший и теперь этот человек — тот же самый Бог, дающий мне веру, кормящий меня любовью и надеждой.
«Оживший» — воскресший. Буквально? Ну да. Я верую в воскресение Иисуса? Нет, я верую в Иисуса. И этот Иисус — воскресший. Если я вижу человека с красноватой кожей лица, с выступающими синеватыми жилками на этом лице, с распухшим красноватым же носом, со специфическим запахом изо рта, я знаю, что этот человек пил, что он алкоголик. Что Бог есть — это вера. Но что Иисус воскрес — это не вера, это не знание, это просто я вижу Бога и вижу не красноватые жилки на лице, а человека мертвого и ожившего, и — ну, «вознесшегося». «Вознесшегося», «сидящего справа от Бога» — очень глупо, это уж точно сравнение. Но если выбирать из скудного запаса слов между «вознесшийся» и «провалившийся», то я решительно за «вознесшийся».
Он вверху, Он выше. Выше чего? Да не «чего», а «кого». Выше меня. Выше меня настолько, что я не должен бы Его не то что видеть, но и слышать, и вообще подозревать о его существовании. Я и не вижу и не слышу, но — верую. Вера — от Него. Всё остальное — производное от этого странного явления под названием «вера». «Духовное зрение»? Да нет... Ну как бы это сказать... Вот когда солдаты играли с Иисусом в угадайку, били со спины... Ну вот вера это Бог меня хлопнул сзади. Хлопнул сзади, а находится спереди. Как иногда тебя хлопают сзади по левому плечу, ты оглядываешься налево, а человек-то справа, просто руку через всю спину протянул. Ну вот Бог, хлопнул сзади, а Сам спереди и выше, бесконечно выше и бесконечно близко. Ну что я могу поделать, вот так оно есть на самом деле!
Заметьте, я не говорю, что я вижу, скажем, воскресшего Лазаря, или первого мученика Стефана, или взятых живыми на небо — что бы ни означало это выражение — пророков. И Марии не вижу. А Бога — не вижу и вижу одновременно. Поэтому «воскрешение Лазаря» — ничего не могу сказать. А воскресение Христово — да, было на самом деле. Было и есть на самом деле, и «самое дело» — это моя жизнь, моя немая сцена перед Богом.