Первый день весны. Сижу, никому не мешаю, почитываю «Анну Каренину», и вдруг боковым, видимо, зрением, чувствую кого-то сбоку. Поворачиваю голову — ой! Михаил Аркадьев. Я секунд 20, наверное, вглядывался, проверял, как он мог тут оказаться. А он на меня так, значицца, глядит как филин, словно не родной. Наконец, не выдержал, захохотал.
Оказалось, мы с ним коллеги. Оба работамт в службе эскорта. Есть такая в Москве. красивые женщины очень нуждаются в сопровождении сильных мужчин. Сидел-то я на диване в клинике, пока красивая женщина была у врача, так и с ним то же самое.
После чего я имел час упоительной коммуникации, просветился еси, понеже житие мое от музыки бесконечно далеко, а тут просветитель о двух ногах и не спотыкается.
Одну вещь я пытался сказать-спросить, с чего всё и закрутилось. Думая (и читая) об истории молитвы, я думал прежде всего о том исходном пункте, с которого молитва начинается. Ведь в истории мы знаем прежде всего уже молитву формализованную, социальную, прошедшую возгонку властью, которая к первичной молитве имеет такое же отношение как Стоунхедж или пирамида Хеопса к синантропу, обнимающему труп и закапывающего его поглубже, да с ракушками, да с охрой, да со слезами и с чем-то внутри. Вот это что-то внутри — не молитва, но молитва это что-то как-то преображает. Молитва может и без скорби, и вообще без эмоций, но для эмоций молитва как пирожное.
Я сравнил эту беззвучную молитву с громом, причем музыкальным, после чего узнал массу нового о тимпанах и барабанах. Подумал, и уточнил: молитва — нечто бурлящее. И опять не был точен. Подумав еще, к утру, я бы сказал так: бурлящее, но беззвучное. И я даже скажу, какая у меня ассоциация: мыслящий океан, придуманный Станиславом Лемом. Во всяком случае, в экранизации этот океан был беззвучен (конечно, океан был того... какая-нибудь чашка Петри с глицерином, куда капали марганцовку и всякое такое).
С утра наконец-то солнечная погода, и тут я понял: беззвучное бурление это Солнце. Поэтому, возможно, к нему обращаться так естественно. Наверное, «бурление» это то, что мы видим, когда зажмуриваем глаза от яркого восхода. Это бурление — не отсутствие звука, а беззвучный звук. Не хаос звуков и оттенков, а мощное общение внутри себя, вбирающее и меня и, кстати, создавшее меня. Ну, конечно, тут Солнце это не этот урановый котелок над головой, а Кое-Кто совсем Другой, и Солнцу молиться только время тратить, а вот с Кое-Кем общение, оно же вера, начинается именно с открытия этого беззвучного бурления света.