«Люби́те врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым» (Лк 6:35).
Враги — наши, не Божьи. Так и не лезь, Боже, в наши дела! Сам-то, небось, когда о Твоих врагах речь, ничегошеньки их не любишь и очень даже истреблял, истреблял, истреблял. Потоп! Содом! Гоморра! Инквизиция! Жанна д’Арк! Протопоп Аввакум!
Мои враги убьют меня — ну, моих детей, которых я, может, рожу. Они ж не Тебя убьют!
Ой… А кто убил Сына Божьего, которому я доверяю и на которого надеюсь…
Благотворил Бог ненавидевшим Иисуса? Ну, подробностей мы не знаем, но и никаких особых несчастий вроде ни с кем не произошло. А
Неловко получается… Выходит, Он советовал нам то же, что и Сам делает.
И дело даже не в Голгофу. Когда мы ненавидим врага, мы ненавидим человека, созданного по образу и подобию Божию. Хотим смерти врагу — хотим смерти Богу.
Есть рациональное обоснование любви к врагам?
Да. «Враг» — временное, «любимый» — вечное. Врагами не рождаются и врагами не воскресают. Все враги или предки врагов когда были друзьями и будут вновь. Это прежде всего к отношениям человека и Бога относится. Ненависть к врагу логична только, если наша жизнь ограничена рождением и смертью. Впрочем, атеисты, которые так на жизнь и смотрят, имеют свой, атеистический гуманизм, в котором тоже есть местечко для любви к врагам.
Любовь к врагу — это и любовь к другу, к своему самому близкому, к жене, к мужу, к родителям, к коллегам, потому что нет такого человека, который бы любил нас без примеси страха, который не мог бы стать мне врагом хотя бы в порядке обороны от меня, любимого. «Враги человеку домашние его».
Любовь к врагам стоит проповедовать еще и по той очень приземленной причине, что мы ведь тоже враги кому-то. Глядишь, и нас простят-полюбят. Или мы всерьез думаем, что нас все любят? Тогда чего стоит наше покаяние? Или мы думаем, что за наши грехи нас еще больше любят?
Любить врага невозможно, ненавидеть — нет проблем, потому что ненависть из животного в нас, из позвоночного столба, как дыхание, сама собой льется. Ну, Господь ведь не про чувства, Он про дела. Хотя и про чувства тоже, потому что любовь к врагу — та же любовь к Богу, только вид сверху.
Пусть любви к Богу во мне будет больше, чем животного страха и звериной ненависти, тогда и врагу достанется любви. Тогда мы почувствуем во враге Бога, тогда вспомним, что мы не суверенное государство, которое откуда-то из космоса прилетело и уселось задом и право имеет давить всех, кто на него посягает, а что мы в Царстве Божием, и другой в Царстве Божием.
«Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность», — говорит Бог. Боже, а можешь оставить Свою благодарность при Себе? Не нужно мне никакой благодарности, обойдусь!
Да неужели?
В самом деле?
Подумай-ка хорошенько.
Всё, что вокруг — благодарность Бога людям. За что? А просто так! Потому что Бог любит, а кто любит, тот благодарит раньше, чем появится предлог для благодарности, благодарит впрок, благодарит, потому что благодарить — суть жизни и творчества, то, что превращает талантливое в гениальное.
Кстати, тут в греческом тексте даже не «благодарность», «евхаристи», а просто «харис». Безбрежное слово: и слава, и блаженство, и почесть, и плата, и воздаяние, и просто красота и красотки — «хариты». В конце концов, разве каждый из нас не «харис»? Разве мое существование не радость для другого? Ах, я тебе не в радость? Ну, «получай, фашист, гранату».
Нам люди не в радость, Бог не в радость? Забьемся в бомбоубежище, да? Может, сразу в гроб с надписью «не воскрешать»?
Лучше погибнуть от любви к врагу, чем жить в гробу безопасности. Лучше погибнуть с надеждой на воскресение, чем жить в надежности самоизоляции, за колючей проволокой, противотанковыми ежами, атомными бомбами. Лучше в опасности любви, чем в безопасности эгоизма и ненависти. Слава Богу за опасность, слава Богу за врагов, слава Богу за ненависть к нам и за то, что силой Божией, силой Воскресшего и Духа Дающего мы можем ответить на опасность — надеждой, на ненависть любовью, на смерть — воскресением.