«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кр 13:1).
Смысл фразы не вполне на поверхности, а он ведь о том, что любовь — это язык. Чей? Божий. Бог говорит на языке любви. «Человеческие языки» — настолько, насколько они именно «языки», во множественном числе — это языки животных, это рычание и стрекотание. Спариваться и трудиться помогают, а быть человеком — нет.
Что такое язык любви, проще определить от обратного. Есть язык войны. Не язык ненависти, а именно язык войны. Как любовь есть не просто выражение чувств, а творческий, созидательный процесс, так война есть не просто ненависть, а разрушение. Сам по себе язык ненависти не разрушает — поэтому, кстати, оправдана свобода слова абсолютная, даже для языка ненависти, хейт-спича, для пропаганды самой дьявольской вражды и розни. А вот язык войны должен быть под запретом — и звуками в этом языке являются не слова, а пули и бомбы.
В переводе Кузнецовой/РБО — «я только меди звон и литавр грохот». Но литавры — это барабаны, а кимвал — это медный диск, тарелка с бугорком, диаметров 5-20 сантиметров. Никакого «грохота» кимвал произвести не может, в отличие от литавр. Он позвякивает. Сиво греческое, использовалось обычно во множественном числе, потому что музыканты используют две тарелки, ударяя ими друг о друга. Может быть, Павел употребил единственное число саркастически, имея в виду, что без любви человек неполон, он словно смычок без скрипки, словно непарный ботинок. Тогда напрасно переводчики дают «кимвалы» (Десницкий, «Еврейский Новый Завет»). Видимо, правильно оставлять «кимвал» и давать примечание, что звук одного кимвала это как звук от хлопка одной ладонью (есть такая шутка у буддистов). К числу совсем уже анекдотических казусов относится «бряцающие бубны» в переводе «Слова жизни».