«Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я» (Ио 9:9).
Что изменилось в слепом? Почему его не могли узнать после прозрения?
Потому что он был счастлив. Видеть — вот счастье, хотя вполне его ценят лишь те, у кого были или зреют проблемы с глазами.
Мы ценим и ум как особого рода зрение. Люди почитают прозорливцев, и в древности считали, что старческая слепота компенсируется старческой прозорливостью. Особый взгляд на мир, мудрость, объясняемая отстранённостью от мира. Старость (если всё обстоит нормально) выключает человека из соревнования, из самоутверждения. Старость уводит человека в пустыню. Из этой пустыни отличная перспектива на суету сует.
Такую мудрость даёт не только старость, но и богатство — у человека уже столько денег, что он может себе позволить (если хочет) жить в своё удовольствие и поглядывать на суетящихся и конкурирующих с высоты этого удовольствия. В конце концов, даже и деньги не обязательны: многие бомжи потому и бомжи, что имеют удовольствие взирать на мир свысока, пусть даже платят за это определёнными неудобствами.
Только мудрость возраста, богатства, высокомерия — физиологическая. Отстранённость по слабости, неучастие в гонке по болезни — это мудрость кажущаяся, мудрость бессилия. Как ребёнку дают тарелку с кашей и говорят, что на дней интересный рисунок, и он иногда соблазняется и ест поскорее. Доел — ну да, рисунок… Паровозик, кораблик, осмьминожек… И это всё?! Отлично, теперь я мудрый, знаю всё о людях.
Это мудрость мелководья, всеведение лужи, всесилие импотентности. Что мы увидели? Что «позолота вся сотрётся, свиная кожа остаётся», говоря словами Андерсона.
Вот где вера проверяется. Глядишь на свиную кожу — видишь золото Царства Христова?
«Всякое ныне житейское отложим попечение». Не «пробьём дно», а просто сдвинем тарелку в сторону, пригодится ещё, куда ж без неё. Хотя каша кашей, а про золото отдельный разговор. Потому и «раздай имение своё нищим», что золото земное — это всего лишь позолота, золото Мидаса, способное заживо похоронить.
Вера открывает нам невидимый мир Божий, который одинаково закрывает и добро, и зло, и богатство, и бедность, и здоровье, и болезнь, и прошлое, и будущее. Какой смысл быть проницательным, если без веры мы можем проникнуть лишь за кулисы, а не туда, откуда пришли в мир актёры.
Отчасти вера схожа со способностью человека воображать идеал или хранить в душе образ любимого человека и видеть одновременно невыспавшуюся пожилую даму и любимую маму, спившегося седого старика и мудрого сильного отца. Но вера — не о человеке, а о Боге, о невидимом Боге, Который не идеал и не прошлое, а вечный, живой, зовущий.
Вера не обесценивает видимый мир, она его открывает по-настоящему. Он чудо в своей осязаемости, живости, неподконтрольности. Идеализировать мир — это как приделывать автомобилю пропеллер, чтобы ехал быстрее. Только замедлится.
Вот почему вера порождает надежду как неверие порождает отчаяние. Неверие видит конечность ресурса, вера бесконечность. Мир такой большой, что кажется неподвижным, но он всё-таки крутится, как рулетка на хорошо смазанной оси, а вот Бог не крутится. Бог живёт и не остановится, а нас воскресит.
Суета закончится. Она закончилась уже, когда Иисус сказал «ешьте и вспоминайте». Самый суетный процесс — еда — стал дорогой вечности к нам. Мы причащаемся золота рая. Ртом, глазами, мозгами? Собой! Всем своим существом. Соприкасаясь со Христом воскресшим, мы сами воскресаем, рождаемся каждый раз, когда причащаемся. Хватаем ртом Царство Божие как младенец хватает — впервые — ртом воздух. Вообще-то нас не должны узнавать после этого, надо бы заново все бумаги оформлять, но бумаги подождут, вот люди не ждут, людям надо передать частицу Царства Христова, причастить временное вечному, причастить отчаяние надежде, причастить идущих к смерти воскресению Христову.
