«И, придя, тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! и поцеловал Его» (Мк 14:45).
Володымыр Танцюра писал в 2017 году, пытаясь реабилитировать Иуду:
«И в знаменитом поцелуе не было бы никакого смысла, если бы это был просто поцелуй подлеца и негодяя. Иуда перед расставанием навсегда с любимым Учителем не мог не сказать Ему несколько слов наедине, но только так, чтобы никто не смог их услышать. Он подходит к Иисусу и приближается губами к Его щеке (а может к уху?)… В том-то все и дело, что это был поцелуй любви, признательности и прощания! Верный ученик, выполнивший свою незавидную миссию, тепло и нежно прощается со своим любимым и Великим Учителем, оставаясь в истории символом предательства и измены. Мало того – он знает о предстоящих нечеловеческих мучениях дорогого ему человека и даже старается ободрить Иисуса: «Радуйся, Равви!» (Мат. 26:49). Лишь одного не знал этот честный, храбрый и смелый человек – что сам не сможет пережить боль великой утраты, а осознание того, что он волею судеб стал орудием убийства Сына Божьего, окажется выше его человеческих сил…».
Проблема в том, что у Марка «радуйся» отсутствует. Впрочем, это проблема только для желающих вычитать в тексте то, чего в тексте не содержится. Первый вопрос читателя не о том, «что было на самом деле», а о том, что хочет сказать автор. Марк — и вслед за ним Матфей — хотели сказать, что Иуда предавал Иисуса за деньги. Именно поэтому Марк сообщает о поцелуе. Конечно, Марк не мог слышать, как Иуда договаривается со стражниками. Мы имеем дело с литературным произведением, в котором реконструкция событий абсолютно нормальна, это такой жанр.
Почему Марк позволил себе так реконструировать события? Потому что такое приветствие и поцелуй не были обычными. Они нарушали обычай, согласно которому первым здоровался старший. Мог и не поздороваться. Иуда, таким образом, повёл себя не очень прилично, «вылез».
Лука изменил рассказ, вставив после фразы об уговоре Иуды с силовиками, слова Иисуса: «Иуда! Целованием ли предаёшь Сына человеческого?» (Лк 22:48). Предательство, заметим, названо предательством.
Иоанн меняет повествование намного больше. Не сообщает ни об уговоре про поцелуй, ни о разговоре Иисуса с Иудой. У Иоанна мазки крупные, чудо за чудом. Не силовики берут с собой Иуду, а Иуда берет отряд (Ио 18:3). Никаких поцелуев: Иисус делает шаг вперёд и спрашивает, кого ищут силовики. «Иисуса Назарет». «Это Я». Силовики падают на землю. Иисус повторяет свой вопрос, они повторяют свой ответ, но теперь уже происходит другое чудо — самопожертвования: «Если Меня ищете, оставьте их, пусть идут» (18:8).
Идея, что слова Иуды «Радуйся» были словами ободрения, строится на трёх неверных предпосылках.
Во-первых, это слово, вполне возможно, вообще не звучало — о нём сообщает лишь один евангелист.
Во-вторых, оно было, по меркам того времени, скорее проявлением невежливости, потому что ученик посмел первым приветствовать наставника.
В-третьих и главных, это слово было сугубо формальным приветствием. Вообще не исключено, что Иуда обратился к Иисусу на арамейском, тогда прозвучало слово «шалом», а вовсе не «радуйся». Но на каком именно языке говорили Иисус и ученики, мы точно не знаем, анализу подлежит лишь имеющийся текст. Приветствие «кайре», впрочем, как и любые приветствия в любом языке, было всего лишь идиомой, давно утратившей буквальный смысл. Точно же слово «спасибо» давно не означает «спаси, Боже, этого человека», а слово «здравствуй» не означает «надеюсь, ты не заболеешь». «До свидания» ничуть не выражает желания увидеть снова, а «прощай» не есть просьба о прощении. Трафарет!
Древнегреческое «кайре» было полным аналогом латинского «аве», с которым и гладиаторы обращались к императору, и рабы к господам. Только «аве» от глагола «иметь» — урезанное «имей здоровье». Во времена Иисуса говорили не «аве», а «хаве» — с придыханием в начале слова. В Помпеях сохранилась мозаика перед входом в дом именно с такой надписью. Своего рода коврик. То-то удивляются британские туристы, видя родное слово «have». А это именно и есть (впрочем, и немецкое heil отсюда же).
«А ещё Иуда передавал Тебе поцелуй» — это из милой юморески Феликса Кривина, описывающей евангельские событие глазами умного, не ехидного, пессимистически настроенного, но всё же неунывающего еврея.
