В притче о милосердном самарянине много персонажей, невольно примериваешь на себя все роли. Пострадавший и помогший, первый равнодушный и второй равнодушный.
Только главный-то герой притчи совсем другой: разбойник. Ну, собирательный персонаж, Разбойник с большой буквы. Ну, мы разве разбойники? Мы так… пострадавшие, свидетели страданий, помощники в страдании. Ну какие мы разбойники? Разбой это что-то сатанинское.
Да нет, разбойник и во мне есть. Разбойник — как и страдалец, и добряк — это отражение, извращение того божественного, что есть в Боге и в нас как в Его образе.
Когда мы говорим «Твоё царство, и сила, и слава», мы же описываем три открытия Бога.
Царство Отца, Его воля.
Сила Сына, преодолевшего пропасть между Творцом и творением.
Слава Духа, сияние вдохновения.
Все три ипостаси извращает человек.
Понуро идущий мимо прохожий словно просвистевший мимо Дух.
Равнодушный священник — как Иисус, скользнувший взглядом по волхвам, Марии, Иосифу и оставшийся в недостижимом божественном Нигде.
Но самое страшное — отнюдь не равнодушный прохожий, а целеустремлённый бандит. Бог Отец, вывороченный наизнанку. Анти-Творец.
Во мне не только доктор Джекил и мистер Хайд. Во мне тот, кого лечит Джекил и на кого нападает Хайд. Простой тривиальный Бог. Живой и творящий. Иногда, увы, болеющий — тогда к доктору Джекилу. Иногда здоровый и потому гуляющий — тогда на него нападает Хайд.
Примириться с фактом, что разбойник во мне. Я себя так ограблю, как никто не сможет. Я себя так ненавижу, как никакой враг не сможет.
Перестать разбойничать и принять себя. Не просто любить себя — разбойник тоже любит того, кого ограбил. Чем больше награбит, тем больше любит. Принять себя, слиться с собой.
Не насиловать себя, себе показать, что всё в мире не через насилие, а через доброту и сострадание. Если я себе не умею сострадать, насколько чисто моё сострадание другому?
Во мне сидит жалкий запуганный человечек, весь в синяках от столкновения со стенками моей души. Я трясусь, ему больно. Вот — мой первый и главный ближний. Полюбить другого в себе — и тогда будешь любить другого в любом, самом противном и опасном человеке, потому что в каждом есть несчастный бог, превратившийся в хулигана и разбойника, доведший себя до положения Лазаря.
Об этом любимый сюжет жёлтого кинематографа. Обычный журналист, но в нём вдруг прорезывается супермен. Бухгалтер оказывается спасителем Марса. Действительность хуже: обычный супермен типа американского президента, а в нём забитый, скулящий от боли, обобранный бог. Сами себя и обобрали. Потому что жизнь такая короткая, столько всего нужно, извини, мужик, но я тебя грабану. И гробим — самих себя.
Жизнь такая, какая кажется тревожности, панике, скупости, агрессивности. Ужасная жизнь! Но мы-то в этой жизни не тараканы, а боги! Не надо быть суперменами, чтобы выжить, достаточно быть унтербогами. Образами Божьими. Нано-богами. Трудно быть Богом, так этого и не надо — будь простым образом Божьим. Как почерневшие от копоти иконы, превратившиеся в чёрные доски, расчищают — и перед нами лазурь Рублёва, так вера, надежда и любовь расчищают черноту, которой мы защищаемся от света, словно маской, и возвращают нас Отцу, Сыну и Святому Духу, и тогда окружающие нас уже не попадают в руки разбойника, а попадают в руки Божьи.
