«Доколе Я в мире, Я свет миру» (Ин 9:5).
Закон — закат, любовь — восход.
Закон есть принцип бытия. «Законы природы» не случайная метафора, закон есть у космоса, у мироздания. У материи.
Закон смерти. Материальное бытие всегда умирает. Мироздание мироветшает. Вселенная развселеннивается. Прах распрахивается.
Любовь смертна — вот закон природы. Свет смертен. Тьма бессмертна.
Это закон не случайный, это и Божий закон.
Только у Бога есть, кроме закона, ещё и Бог. Бог — не солнце, Бог — вечный восход. Зоркая заря. Иисус — не просто свет, Иисус — восход.
С точки зрения закона — любого — восход есть преступление. Вечный восход есть вечное преступление.
Закон отличный проводник в ночи. Но любовь не ночь, вернее, не только ночь. Любовь и не день. Восход.
Закон всегда в повязке на глазах. Судебное заседание — игра в жмурки. Зрячие договорились не видеть, а ощупывать. Потому что если видеть, то судить невозможно. Только простить. Даже не простить — любить. Любить, до распятия включительно. Себя распятия, не другого!
Ни в чём так не проявляется посюсторонность закона как в отношении к любви, которой закон не знает и не должен знать. Он знает лишь брак, хозяйство, детей, завещания, болезни, собственность, драки, насилие, измену, равнодушие, убийство, смерть. Это в идеальном обществе, где нет неравенства полов.
Закон может зарегистрировать любовь, закон может зарегистрировать смерть любви, отсутствие любви. Но закон не может ни дать любовь, ни убить любовь. Фотоэлемент регистрирует свет, использует его энергию, но он не рождает свет. Закон и ночь — отражение чего-то, что есть в любви, не более того.
Спасение не в том, чтобы отменить закон, а в том, чтобы применить любовь.
Закон свят, как свят Храм. Иисус погиб из-за того, что говорил, что Храм будет разрушен? Нет, Он погиб, потому что говорил, что Храм будет восстановлен, что молиться Богу будут не в одном Храме, а всюду. Закон построен на разделении труда. Никто не может быть судьёй в своём собственном деле.
Может и должен! Всё мироздание, вся история, вся жизнь — моё дело! Я — закон, я судья. Моё дело — дать взойти солнцу. Сложить с себя судейские полномочия. Уступить место любви. Лучший судья тот, кто отдаёт судейский молоток Подсудимому, Который всегда — Бог.
Верующий человек видит и ночью. Восход начинается с заката. Тьма — всего лишь отзвук света. Поэтому восторженный оптимизм такой же дурной тон как настороженное законничество. Первый отрицает мрак, который наша общая реальность, второе отрицает свет, который реальность Бога.
Иисус свет миру как любовь — свет, преображающий лицо любящего и лицо любимого. Свет и восхода, и заката. Закат помогает вернуться к восходу, восход помогает справиться с закатом, обрести человечность и не терять её.
Закон и любовь — параллели, совпадающие в человеке. Не в человечестве, а в человеке. В личности, которая восхищается звёздным небом в себе и нравственным законом над собой. Этим и отличается от индивидуальности, у которой всё наоборот. Канта надо кантовать и ставить на попа, он этого хотел.
Средства закона — насилие, ограничение, боль, бесправие, несвобода. Это не должно быть внутри человека. Это должно быть недосягаемо как небо. Закон — это отражённая тьма.
Любовь — не маяк, который незыблем среди бурь. Любовь звёздное небо внутри, и звёзды эти бесчисленны как потомство Авраама, если бы оно было не метафорой.
Любовь с законом в таких же отношениях как звёзды с планетарием.
Человек с Богом в таких же отношениях, в каких человек с другими людьми. Закон не всегда доступен, любовь доступна всегда. Нам легче быть астрономами, Богу легче быть распятым, чем объяснить нам, что не до астрономии там, где звёздное небо опустилось на землю и стало государством, открытым для всех и живущим в каждом. Распятие есть объяснение в любви, жизнь по закону — улыбка в ответ, потому что нельзя же всерьёз исполнять закон, но почему бы и не исполнить, если пришла любовь и загорелся свет, превращающий пещерный мрак в сияющую ночь любви.
