«которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ио 1, 13).
«Второе рождение» — метафора, видимо, крайне древняя. В Евангелии от Иоанна она, кроме этого места, подробно развёрнута в виде беседы Иисуса с Никодимом (где Никодиму уготована не очень приглядная роль туповатого доктора Ватсона, которому всё надо разжёвывать).
«Второе рождение», «возрождение», — образ дохристианский и уж подавно не только христианский. Задолго до того, как появились евреи, в Индии уже были «дваждырождённые» — высшие касты, над которыми совершали упанаяну. У греков дваждырождённым именовался Дионис, — его донашивал отец у себя в бедре.
С XVIII века, когда в Америке началось движение за духовное возрождение, стало популярным говорить о себе как о «рождённом вновь» («born again») и среди христиан. Мотив крещения как второго рождения стал очень популярен — между тем, в разные эпохи крещение понималось очень по разному, а изначально, всё-таки, не рождение, а омовение.
Любопытно, что самый мощный смысловой пласт, связанный с рождением, в христианстве (как, впрочем, и в других религиях) остаётся под запретом. Ведь рожает женщина. «Рождение в Духе» означает, что Дух — женщина. Но эгоизм и в религии эгоизм. «Авраам роди Исаака». Женщины не считают себя неполноценными из-за отсутствия мужского полового органа, вопреки Фрейду, а вот мужчины, судя по текстам, явно чувствуют себя ущербными из-за того, что не рожают. Вот мы и сравниваем что ни попадя с родами. Ведь «муки творчества» — родовые. Павел — «я родил вас во Христе». В итоге женщина, которая рождает самое большее два десятка раз, далеко отстаёт от мужчин, которые рожают десятки и сотни раз. Духовно.
А правда в другой метафоре, которую один гинеколог использовал, чтобы объяснить мужьям, что чувствуют роженицы: «Представьте, что вам в зад воткнули зонтик по самую рукоятку, там раскрыли и пытаются вынуть».
«Второе рождение» означает прежде всего, что Богу с нами трудно. Трудно до невозможности. Одно дело, дышать, где хочешь, совсем другое — рожать, кого хочешь. Но уж очень Ему хочется! Ведь в этой фразе рождение от Бога противопоставляется рождению от похоти мужчин. Непреодолимое половое влечение — и непреодолимое влечение Бога к спасению человека. Бог не просто хочет нашего спасения, Он страстно этого хочет. Иначе бы давно махнул рукой.
Мы, между прочим, нашего спасения страстно не желаем — как ребёнок совершенно не желает зачаться и родиться. Нас-то ведь ещё вообще нет! В этом парадокс, даже апория всех разговоров о вере. Чтобы принять веру, надо уже быть верующим. Чтобы хотеть спасения, надо уже быть спасённым — спасённым от равнодушия к спасению.
Сила, с которой Иисус говорит о рождении от Бога, от Духа, прямо пропорционально чуду рождения Иисуса от Марии. Две невозможности соположены: невозможно Богу родиться от женщины, невозможно человеку родиться от Бога.
Было невозможно.
Второе рождение есть рождение второго «я». В человеке грешном рождается святой, в неблагодарной твари рождается благодарное творение, в глухом рождается слышащий.
Второе рождение проблематично не потому, что невозможно или трудно. Точнее, второе рождение трудно до невозможности, потому что его легко имитировать.
Плоть и кровь — страшная сила, когда нужно что-то имитировать. Страшная, потому что бессознательная. Человек способен даже имитировать любовь. На этом стоит атеизм, который заявляет верующему: «Ты родился не от Бога, а по своему хотенью, по плотскому веленью. Был у тебя кризис среднего возраста, и ты не сумел его по-настоящему преодолеть, а ударился в религию». Бывает рождение от Духа, но бывает и имитация этого рождения от малодушия.
У имитации есть некоторые признаки, по которым не наверняка, но всё же можно её опознать. Например, мужчины, которые присутствуют при родах жены, не имитаторы. Они не утверждают, что рожают. А вот этнография зафиксировала у разных народов обычай, когда мужчина именно изображает роды — стонет, раздвигает ноги. Небось, встают в убеждении, что «мы рожали». И среди всевозможных крещённых водою и Духом, дваждырождённых и дабл-борнов, увы, немало таких, кто всё-таки сам себя родил.
Критерий-то подлинности — от Бога родился или от собственных иллюзий — очень прост. Если от Бога, значит, ты Бог. Если от себя, ты есть ты. От груши не родятся фиги, от Бога не родятся люди. Ну а уж как понять, Бог ты или не Бог... Антропология Бога — словосочетание дикое, а наука очень точная, изложена в Евангелии. Если ты Бог, то плачешь, когда не боги смеются, нищий, когда не боги богаты, милосерден, когда не боги суровы... В общем, читаем заповеди блаженства и помним: Бога не видел никто никогда. Если мои добродетели кто-то видит, значит, я не Бог. Даже если это я самих вижу. Особенно, если я сам. Бог ведь и для Себя невидим.
Роды кажутся переходом из одного состояния в другое, из одного мира в другой. Об этом шутка про цыплят, которые не хотят покидать яйца — снаружи явно что-то неблагополучно. Намёк на то, что мир Духа, куда «рожает Дух», есть мир лучший, чем известный по умолчанию мир материальный, мир ненависти, бездушия, бездуховности.
Конечно, никто не отрицает, что в мире наличном есть свои преимущества — тут блаженны богатые, смеющиеся, а, как известно, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Но совесть должна быть?! А ну-ка марш рожаться «от ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови» в «стан погибающих за великое дело любви». И какие щи нам больше нравятся?
Хорошая новость заключается в том, что Царство Божие «приблизилось». Царство Божие не есть «мир сей», христиане «не от мира сего», но «мир Духа», «мир иной» — вовсе не какой-то антимир, как Христос не антихрист.
Рождение от Духа человек, по своему эгоизму, склонен ощущать как прежде всего перемену в себе. Но ведь младенец, когда рождается, не очень меняется.
Меняется среда, способ питания, а он остаётся прежним. Поэтому, кстати, «дваждырождённые» такие радостные — они уже поняли, что нечто изменилось к лучшему, но ещё не поняли, что изменения произошли не там, где им кажется. Хорошо, если эта эйфория проходит, а ведь бывает и пожизненное неофитское пускание слюней, изображение из себя младенца, чья улыбка мила, но довольно бессмысленна. Окружающие умиляются, но в строго ограниченных пределах, потому что ребёночки так размахивают ручёночками, что могут очень болезненно садануть.
Духовный мир, в которой человека вводит духовное рождение, не есть те псевдо-мистические измерения с особыми языком и законами, которые рисуют псевдо-мистики. Это всё идолопоклонство и материализм в религиозной шкуре. Духовный мир так же объемлет обычный, как роддом «объемлет» роженицу. С точки зрения Творца, мир вообще один. Бог лишь снисходит к человеческому словоупотреблению — мы от гордости пытаемся загаженную нами часть мира объявить отдельным космосом.
Рождение в Духе больше напоминает прозрение. Кстати, и в Евангелии, и в истории Церкви исцеление от слепоты чаще используется для обозначения чуда веры. Младенец, когда рождается, прозревает? Но он не был же слеп!
Рождение в Духе открывает Дух, а не какой-то новый мир. Так обычное рождение открывает не особый мир, а мать и отца, с которыми дотоле ребёнок был знаком весьма условным образом.
Царство Небесное, мир Божий можно было бы назвать пятым измерением обычного мира, но всё же точнее понимать, что «обычный мир» есть всего лишь тридцать пятое, примерно, измерение Божьего мира. Не царство Небесное нашлёпка на «нашем» мире, а наш мир — как погост на чудоюде-рыбоките.
Здесь кроется разгадка самого, может быть, трудно в христианстве: как любить грешника, не выдавая его за святого ни перед собой, ни перед другими. Вообще это противоестественно. Поэтому рождение в Духе на первых порах ведёт к умственному расстройству, когда человек начинает говорить, что «все хорошие», «все белые» и пускать прочие бессмысленные словесные пузыри. Да нет: есть и подонки, и воры, и лжецы, и палачи. Тем не менее, они «есть» в Божьем мире. Рождение в Духе не открывает в них «лучшую сторону», которой может попросту давно уже не быть. Рождение в Духе открывает Дух. Не больше и не меньше. Вот этого открытия и достаточно, чтобы мир переменился.
Рождению в Духе противоположно ожидание рождения в Духе, только и всего. А такого ожидания много именно среди тех, кто уже вроде бы уверовал. Это они читают лишь те страницы Библии, где говорится о грядущих катастрофах, для них главный евангелист — пророк Даниил. Они заменяют книгу Бытия Апокалипсисом, читая его как Книгу Небытия. Библия превращается в жёлтую прессу, смакующую несчастья, грехи, бесконечно пересчитывающую четырёх всадников. Да всё уже давно проскакало! Страшнее Голгофы ничего быть не может, а Голгофа совершилась!!
Конец света — не страшное кино, и рай — не галлюцинации наркомана. Страшный Суд и рай отличаются от мира, окружающего рождённых — и дваждырождённых в том числе — на самую малость. Это и радостно, и тяжело, потому что и эту малость мы с трудом принимаем, и всё кричим, кричим, как новорождённые.
