«возвратись в дом твой и расскажи, что́ сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедовал по всему городу, что сотворил ему Иисус» (Лк 8, 39).
Что проповедовал бывший бесноватый? Да примерно то, наверное, что проповедовал апостол Павел галатом в том отрывке (Гал 2:16-20), что служит за литургией предисловием к этому рассказу Луки. Люди поступали с бесноватым по закону, по здравому смыслу, «правильно»: чтобы не дать ему себя убить, ограничивали. Связывали, сковывали. Ограничить — максимум, который может законность, цивилизованность, культурность. Ввести в русло. Изолировать от других и от самого себя.
Гильотина и насморк. Лекарство и жизнь. Спасая от смерти, уничтожать жизнь. «Уничтожать», — потому что любое ограничение жизни уже есть её уничтожение, уничтожение той бесконечной свободности, которая делает жизнь жизненной, выводит её в бесконечность.
Часто кажется, что явление Воскресшего Господа радикально поменяло Павла, из Савла сделала Павлом. Был гонитель — ну как «гонитель», молодой был, не заслужил права камень бросить в кощунника, чтобы смертью ограничить его. Так, одежду стерёг. Гитлерюгенд. А стал — лидер. Так-то так, но с чего вдруг такая агрессия? Да потому, что в душе такие люди знают, что их самих надо бы побить камнями. Они хорошо знают закон и знают, что закон не выполнить. Вытащит птичка клюв — хвост увязнет. Так если бы хвост и клюв! У человека всё вязнет, и голова, и пятки, и что посередине. Ну, перенос, проекция, вытеснение…
Нельзя, сказал Маркс, жить в обществе и быть свободным от общества. Это он мечтал — сам-то очень даже организовал себе свободу от общества, от норм, от других, всю жизнь токовал самоупоённо, проповедовал разрушение того общества, в котором жил. Но бесноватым он не был, себя-то он не калечил и на суицид не покушался, очень даже умел выжить, паразитируя на доброте людей. Но какой же бешеный в нём был страх, что по законам общества он повинен смерти! И в итоге он раскочегарил этот страх в миллионах сердец и породил невиданное насилие ради выживания.
Это — реактивная психика. Реагирующая на среду и потому убеждённая, что среда определяет сознание и надо изменить среду, чтобы стало лучше. Причём речь-то идёт не о том, чтобы воду в пустыню подать, а о людях. Люди — главная среда человека, и начинают менять людей, убивая их или перевоспитывая, чтобы среда стала благоприятной. Как сумасшествие гнало бесноватого прочь из цивилизации, из общежития, так сумасшедшая жажда безопасности и покоя заставляют выгонять «опасных» людей в пустыню смерти, в небытие.
И вдруг перед Павлом появился Тот, Кого он гнал. Он же не Стефана хотел убить, Павел хотел уничтожить саму вероятность того, что Бог — в городе. Тут, рядом. Богу положено быть далеко. У нас свой мир, своя культура, тут Ему ловить нечего. Вся прелесть Бога в Его неотмирности.
А Бог хочет быть тут! Это самоубийственно для Него, Он гибнет на кресте. Воскресает, да, но это уже потом, и не компенсирует гибели Бога, а лишь подчёркивает, что погиб Он не от естественных причин, а от людского страха, что наша цивилизация — цивилизация страха и убийства. Связать бы нас, как мы друг друга связываем, и на верёвочке в Царство Небесное. А Бог, напротив, развязывает. В Царство Небесное на поводке не входят, на поводке входят совсем в наоборот.
Бесноватый жил «в гробах» — то есть, в пещерах, где устраивали гробницы. Человек по Платону — пещерный человек, не подозревающий, что его свет это тьма смерти, что его мир это культура убивания, что его правда это тихое постоянное враньё, что его жизнь, короче, сон.
Что же проповедует исцелённый, что проповедовать нам? Не то, что Бог вывел нас из пещеры. Мы в ней. Но Царство Божие приблизилось. Оно вошло в нашу пещерную жизнь. И уже нет пещерного человека, а есть человек в Царстве Божием. Как космонавт не в вакууме, а в скафандре. Вокруг пещера, а у нас Бог. Ну, конечно, держись — покажи, что ты в скафандре, что в самой отчаянной ситуации тебе есть, чем дышать, что ты живой, а не замороженный кусок мяса.
Спасение не в том, чтобы построить город на горе, недоступный для врагов, разбить сетку улиц, распланировать движение, торговлю, в центре здание суда. Спасение в том, чтобы здесь, в пещере нашей жизни, во тьме, во мраке увидеть свет невидимый, дать этому свету место в себе. «Не я живу, живёт во мне Христос», — эти слова апостола Павла мог бы повторить бесноватый и должен повторять каждый из нас. Такой опыт есть и у неверующих, ведь когда мы любим, мы чувствуем, что любовь существует словно отдельно от нас, мы носим её в себе, она несёт нас, несёт не как бешенство, бешеная злость, захватывая и подчиняя, а несёт как волна, поднимая и освобождая. Если, конечно, мы не ведём себя в море света как свиньи, а даём Богу вести нас.
