«И пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку» (Мк 3, 1).
Легко смеяться над фразой «В комнату вошёл человек с цилиндром на голове». Если понимать её буквально, то человек был абсолютно голый, но в шляпе. Это ещё не предел буквализма, так рассуждает буквалист, осведомлённый о двух значениях слова «цилиндр». А можно себе представить и абсолютно голого человека, искусно удерживающего на голове деревянный или стальной цилиндр.
Марк здесь использует очень простой риторический приём (как приёмами красноречия являются и «вырви глаз», «никого не называй отцом»). Не говорить банального, общепонятного, ткнуть пальцем в привычное до незаметности, но — ставшее главным.
Главное — чужая боль. Не всегда, но в данной ситуации. Даже не боль — рука не болит, а хуже — несвобода. Самый жуткий рассказ о счастье — это где человек без рук пишет ступнёй «Человек рождён для счастья как птица для полёта».
Один из способов добиться стереоскопичности, глубины изображения — многоплановость. Древнеримские мастера это умели: спаять вместе несколько слоёв стекла, каждое несущее свой рисунок. Изначально человек видит мир многопланово — свой срез, родителей, друзей, измерение любимого человека, измерение профессиональное… Но потом одно стёклышко мы выкинули со злости, другое по недосмотру упало и разбилось, третье так чем-то запачкалось, что и само не разобрать, что изображено, и других из-за него не видно.
Бог входит в мир и видит первый и главный план — стёклышко свободы. Мутное, в царапинах. Спасение есть не спасение от свободы в некую мифическую ответственность. Спасение есть освобождение, возвращение силы в сердце, в руки, во всё существо, свободы творить, любить, идти вместе.
В синагоге было многоплановье, как и вообще в жизни. Там же была куча народу — может, человек 20 (вряд ли больше, времена и место довольно нано). Это два десятка историй, трагедий, драм, мечт, сбычт. Но главным оказалось — возвращением свободы в малом просигналить о возвращении свободы в большом.]