Отец Ианнуарий Ивлиев мудро поставил слова Спасителя «сие творите в Мое воспоминание» в одним ряд с заповедью «помни день субботний» и с заповедью «помни о бедняках». «Помнить день субботний» означает очень конкретное дело — посвятить субботу молитве за счёт работы. «Помнить о бедняках» означает не вписать нищего в поминальную записку, а означает дать денег или еды.
Можно добавить много примеров того, что память — это не ностальгия, ни пассивный запас знаний, а активнейшая часть воли. Например, «помни о смерти» — то есть, живи так, чтобы не быть мумией, окружённой золотыми креслами и тарелками, замурованной от живых людей.
У современных атеистических вождей — Докинза и Харари — смыслообразующая роль памяти причудливо деформировалась. У первого — память объявлена свойством генов, а не человека, и гены, словно некие внедрённые паразиты, управляют человеком в своих целях. У второго память — это иллюзия, самообман, выдумка, помогающая обезьяне разнообразить своё существование.
О чем же вспоминает верующий, когда вспоминает Христа? Не воскресение, а Распятие. «Сие есть Тело Мое, за вас ломимое». Ключевое слово — не «Тело», и все рассуждения о пресуществлении уходят от главного. Ключевое слово — «ломимое». Яркий, навязчивый образ. Иисусу страшно. Иисус боится агонии. Иисус уже чувствует, как будет больно. Мы все такие же. Наши способности к эмпатии к другим задавлены нашей способностью к эмпатии к себе. Разница та, что Иисус может от креста сбежать, и крест этот — не его вообще, а мой, твой, наш. Иисус боится моей боли, моей агонии. Вспоминай, вспоминай — вспоминай свою боль, свой ужас, свой разрыв на части, тебя словно привязали к осинам, согнув их, и потом отпустили... Вспомнил? Ну вот и живи, разорванный на части... Понятно, что разорванному на части не до карьеры, не до агрессии, не до безопасности человечества и своей личной? А до чего? А до выздоровления...
К сожалению, в православии вообще миряне не видят происходящего в алтаре во время литургии, не видят этого жеста — преломления хлеба. А в жесте — весь смысл. Как для памяти завязывали когда уголок платка (платки были не нынешних размеров, большие). Завязал — и словно положил туда задание. Сломал — и словно сам сломался. Ответ на вопрос, как любить, как быть свободным — сломаться. «Сердце сокрушенное» — «сердце сломанное». Блаженны сломанные, потому что на поверхности их эгоизма появилась трещинка. «Сломанные» это ведь всего лишь метафора, а реально, дай, Боже, хотя бы трещинку, чтобы и в человека вошёл Дух, как входит в хлеб и вино. Чтобы, как хлеб не перестаёт быть хлебом, становясь Христом, так человек, не переставая быть человеком, становился местом распятия и воскресения.