Определить правое или левое чрезвычайно трудно даже в физиологии, как ни странно, и дети сперва осваивают речь и прочие вкусности, могут уже симфонии писать, а где право, где лево, не знают. Есть ведь практика относительности, которая куда сложнее теории ея. Относительно кого право и относительно кого лево? Маленькие дети не относительны нимало, предельно аутоцентричны. Это неологизм? Но что ж делать, назвать ребёнка эгоцентриком так же неверно, как назвать эгоцентрика ребёнком.
Маленькому ребёнку так же естественно и полезно считать себя центром мира, как противоестественно и вредно это для взрослых дядь и тёть. Поэтому ребёнку трудно встать на чужую точку зрения и считать левым то, что находится справа, потому что с точки зрения другого оно именно левое. Да и многие ли взрослые знают, по отношению к кому правые и левые являются правыми и левыми? По отношению к себе, сидящим в зале парламента, или? Между прочим, именно «или». Правые правы с точки зрения того, кто ведёт заседания и смотрит на зал словно Алиса из Зазеркалья.
Беда (для правых) в том, что, кроме ведущего заседания, есть ещё те, кто вне зала, но кто голосует. Впрочем, это ещё полбеды — «кто голосует», а целая беда, что есть и те, кто даже не голосует, потому что не видит смысла или потому что не дойдёт до урны для голосования, не дойдёт, потому что доходяга, не дойдёт по бедности или по болезни. Впрочем, бедность и есть болезнь, как болезнь есть физиологическая бедность. Для правых, конечно, всё иначе: бедность это порок, порок лени. Если правый думает иначе, он уже не совсем правый, ему нужно поближе к центру пересаживаться.
Если смотреть с точки зрения физиологии, то легко упустить самое главное в правом и левом. Есть знаменитая фотография: американские расисты — учителя и школьники — не пускают в школу чернокожего американца. Он идёт, потому что суд постановил, что дискриминация противозаконна, и полиция помогает ему пройти. На первый взгляд, кроме цвета кожи — никакой разницы. Может быть, чернокожий подросток даже одет чуть аккуратнее, чуть строже, чем белокожие. Это не потому, что он богаче, он как раз беднее, но бедняки стараются держать марку. Это особенно хорошо видно на беженцах: люди потеряли всё, кроме достоинства, люди живут в нечеловеческих условиях, но на улицу выходят — достают и гладят праздничный костюм, какой местные пару раз в жизни напяливают, второй раз в морге.
Чернокожий подросток — не только беженец в стране, где родился он и его предки, он ещё и беднее белокожих. Вот об этом часто забывают, а помнить надо, иначе придёт марксист-материалист и напомнит на свой коряво-кровавый лад. Христос родился в нищете, в хлеву и умер на свалке, сдох, а не умер. Много в те времена ходило баянов про царей, которые родились никем, а стали всем, а Бог и родился никем, и умер никем. Но правые сделали даже из такого Бога — сладенького ангелочка, который рождается в стильной пещерке, который проповедует как богач и умирает изящно и с достоинством как балерина, изображающая умирающего лебедя Сен-Санса.
Христос богатых людей не говорит «побойся Бога, раздай имение», Он говорит «застрахуй имение».
Христос богатых людей призывает раздать совесть и не тратить времени на политику, а усердно подстригать лужайки богатых за столько, сколько дадут, и благочестиво умирать с голоду, потому что по доброй воле, без профсоюзов дают почему-то всегда недостаточно, чтобы прокормиться.
Христос богатых людей лев, сражающийся с князем мира сего, а нормальным людям это не интересно, они сражаются с безработицей, с нуждой, с осточертевшими макаронами — этим причастием голода, сражаются с пьяным соседом, а то и с пьяным мужем, который назюзюкался отнюдь не коньяка из Коньяка, а лосьона.
Вот на чём утвердил свою власть сатана псевдо-коммунизма, чёрт лже-социализма, сутенёр большевизма: приидите ко мне, все нуждающиеся и обременённые, и я сделаю так, что вы не будете видеть богатых и не будете им завидовать, и все будут равны во мраке безопасной и одинаковой нищеты.
Правда, не очень приходят — приходится загонять силой и страхом. Страхом перед царством богатых. Не красные ведь победили, а белые проиграли — проиграли, потому что предлагали чудную правую альтернативу в виде всё того же бесправия, беззакония и крепостного права-лайт. О, конечно, не для всех бесправие, а только для тех, кто без денег. Они же плохие, раз без денег! Энтузиазма это не вызвало у бедняков — странные люди!
Что же, Иисус — большевик? Так большевики не правые и не левые, а просто бесовщина лжи и насилия. Где правый говорит прямо, что будет плохо, большевики обещали, что будет хорошо — и делали ещё хуже, чем было при правых.
Что же, Иисус — анархист, либертарианин, левак? Был и такой Иисус, и был, и есть, и будет, хочется верить, был, начиная с первых монахов, был у святого Франциска и преподобного Сергия и до аббатов-социалистов и хиппи. Хочется верить, что такой Иисус не исчезнет, потому что исчезнуть он может — это ведь не настоящий Иисус, и уж вовсе не спаситель мира, а так, фигура речи, пропагандистский персонаж, такой же фиктивный, как голубоглазый блондинистый Иисус в элегантном костюме. И у левого Иисусика, и у правого Христа одна беда: они одинаково идут не на Крест, они ходят по кругу Нагорной проповеди и не могут из этого непорочного круга вырваться, а не вырвешься на Голгофу — не прорвёшься к Воскресению.
Загадка Иисуса — это загадка несовместимости Бога и человека. Несовместимы, а совместимы! Бог всегда прав, человек всегда лев — по отношению к Богу. Рычит, дерётся, трясёт гривой и решительно предпочитает одиночество. Слишком часто христиане представляют Бога Гарун аль-Рашидом, сказочным царём, который накидывает грязный плащ нищего поверх бриллиантовой мантии и идёт благодеять. Подражать такому Богу? Для этого нужно иметь бриллиантовую мантию, а бриллиантов почему-то всегда не хватает на всех.
Загадка Иисуса похожа на загадку правых бедняков, только наоборот. Бывают ли правые среди бедняков? Конечно! Джон Стейнбек сказал, что все американцы, даже самые нищие, считают себя миллионерами, только временно опустившимися до нищеты, поэтому в Америке не может победить Ленин. Другое дело, что могут победить, и побеждали персонажи ничуть не менее опасные, и только свободолюбие, а не правизна, способно эту опасность победить, и побеждали американцы не любовью к богатству, а любовью к свободе как к богатству. Любить свободу больше, чем деньги, безопасность и власть, и любить ближнего и Бога больше, чем самого себя.
Разгадка Иисуса — в том, что Он вовсе не Гарун аль-Рашид, Он никому ничего не даёт, Он Бог, Который раздал Свою божественность не нам, нищим людишкам, а в пустоту, в никуда. Нам бы бриллиантик, а Он — кусок хлеба: «Вот — Моя Жизнь». Меня сломают — сломают и вас. Я сломаюсь — сломаетесь и вы. И только после этого во Мне и в вас заструится настоящая жизнь, запульсирует — и из вампиров, которые пьют чужую кровь, мы станем теми, кто крови не пьёт и не проливает, а в ком кровь пульсирует, бьётся в поисках правильных вопросов, теми, кто определяет «правое» и «левое» не по отношению к Председателю, а по отношению к тем, ради кого Председатель покинул своё место и занял наше.
