Библия переполнена странными и непонятными деталями. Козлы отпущения, жертвенники, кисти на одежде священников. Ну какое отношение имеют к нам все эти бычки, козлы, красные нитки, занавески?
Конечно, тут просто культурная дистанция уж очень большая, а если по идее, то какое отношение имеет к нам, ко мне сама Мария, Иисус и все-все-все? Не роюсь ли я в чужом семейном альбоме. Примазываюсь. Чем-то альбом своей семьи мне недостаточен.
Какое отношение любой из нас имеет к любому из нас? Какое отношение мы все имеем друг к другому? Это важный вопрос, его задавали себе, наверное, многие самоубийцы, жаль, нельзя выслушать их ответ. Впрочем, 9/10 всех слов и текстов в мире — это тексты и слов несостоявшихся самоубийц.
«Семья» это ведь не ответ. Встретились, снеслись, выродились, — ничего не скажешь, высокие, высокие отношения.
Эти слова Павла служат за литургией предисловием к наглому приставанию Якова с Иоанном к идущему на смерть Иисусу — скажи, кто из нас главнее, кто будет справа от Тебя, а кто слева!
Смысл ответа Иисуса на первый взгляд о рабстве (будьте всем слугами), а по сути — о свободе. Я пришёл не для того, чтобы вами руководить, вас рассаживать, разрешать ваши застарелые конфликты — кто из сиамских близнецов умнее и сильнее. Я к этому отношения не имею, и вам советую не иметь отношения ни к кому из людей — не иметь отношения в качестве наставников, руководителей и пр. Служите другим — служить это огромная, бесчеловечная свобода. Почистил другому ботинки — руки грязные, а душа незамутнённая, душа к чистке ботинок отношения не имеет. Просто служение, ничего личного! У машины ведь нет личных отношений с пассажирами.
Какое отношение мы имеем к людям, которые были нашими предками или соседями наших предков, которые создавали культуру, делали науку, изобретали, строили мир, в котором мы живём — и неплохо живём? Да никакого. Единственное, они все умерли. Смерть пронизывает жизнь человечества, отношения между людьми есть отношения смерти. Один должен умереть, чтобы освободить место другому. Вместе не уместимся — не физически, психологически.
Вот почему Павел, пытаясь объяснить другим и, главное себе, какое отношение Бог имеет к людям — использует образ завещания. Мне завещали миллион долларов — я буду спрашивать, какое отношение имеет к нам тот, кто завещал нам миллион? Мы сообразим быстро — отношение добра. Наконец-то нашёлся кто-то, оценивший меня по достоинству! Не то странно, что оценил, а странно, что он первый и пока единственный!
Это ведь революция — изобразить договор завещанием. Так и признать в распятом провинциальном чуда Бога — тоже революция. Революция отношения.
Только вот мало завещать мне миллион. Нужно ещё, чтобы я согласился принять миллион. Только тогда установится отношение — не между мной и миллионом, а между мной и умершим американским дядюшкой. Если мне завещали миллион, а там долгов на два миллиона — так я откажусь! Если если мне завещали миллион с условием сменить пол!
Завет с Богом есть моё согласие принять все долги Бога. Ой, у Бога много долгов — совершенно добровольных. Мои долги Он мне простит, это очень мило, но мне ж придётся за Него щёку подставлять! Он мне хлеб с маслом, очень приятно, а от меня взамен — «раздай имение свое». Дороговатый бутерброд получается! Христианин — человек-гамбургер. Снизу закон Моисея, сверху закон Иисуса, и я между ними — кушайте, не стесняйтесь… Кто хочет христианского тела?!
Да никому наше тело даром не надо, успокойтесь. Надо, чтобы мы не лезли, как Иаков и Иоанн, на руководящие места. Ишь, вице-Боги — один справа, другой слева.
Иисус не говорит «А вы какое имеете отношение к Богу?!» Иисус хмыкает: «В вице-Боги — это не в Моей власти». Пардон, а в чьей? Ты же вроде бы Сын Божий, Судия мира, сам говорил — козлы туда, овцы сюда?
Говорил. Так ведь козлы туда, овцы сюда — это не про троны, ну какие троны в козлятнике? Есть христианские картинки — барашек на троне стоит. Чрезвычайно глупо смотрится!
Господь идёт в Иерусалим умирать. Потом Он воскрес — но чтобы иметь отношение к Его воскресению, нужно сперва создать отношение к Его смерти. Как это сделать?
А как сделать себя живым? Как мы имеем отношение к самом себе? Я сегодняшний — какое имею отношение к себе вчерашнему? К себе — ребёнку? Ах да — я же помню!
Иаков и Иоанн помнят одно: они хотят руководить. Они живут будущим, они живут вечным. Вот за это их Иисус и бьёт по носам. Ты помни себя — точнее, ты вспомни себя. Ты помни других — вспомни других. Вот оно — ВМО, великое мистическое озарение, а не сколько ангелов сражаются с мировым злом. Эти сражения к тебе вообще никакого отношения не имеют. Да и нету их — сражающихся ангелов, ангелы это как раз те, кто помогают тебе помнить. Ангелы — хранители памяти. И Страшный Суд — всего лишь торжество памяти. Торжество над беспамятными, над забывшими, над амнезиологами.
Вот и вопрос — вспомнится ведь и всё хорошее. Но будет ли этого достаточно, чтобы не попытаться покончить с собой после воскресения?.. Ведь и сейчас мы знаем хорошее, но помним ли — вступаем ли с ним в отношения? Интимные-преинтимные? Не ждём, пока вдруг как-то объективно эти отношения установятся и будут, а строим отношения или как?
«Какое всё это имеет ко мне отношение»… Отношение усилия, созидания, объятья, — вот какое отношение! Любовь — не кирпич на голову упал, а глины набрал, с водой смешал, слепил кирпич, дом построил, кошку запустил, мусор вынес, — и всё вместе, вместе… «Имеет отношение» даже и несовместимо с «быть в отношениях». «Имеет отношение» — это изнасилование, «быть в отношениях» — это по взаимному согласию, по страсти, по безумию любви. Тут не то, что ноги помоешь другому, тут будешь колесом ходить и луну с неба предлагать.
А мы сидим и лениво тыкаем вилкой в мироздание: и какое это всё имеет ко мне отношение… А надо — как Пруст, который одно утро своей жизни описал в шести томах и не докончил. Вот уж вступил в отношения так вступил! С миром, с жизнью, с собой.
В Иисусе Бог выстраивает с нами отношения, каких не было. Это отношения ужаса и паники. Иисус панически боится смерти и преодолевает этот страх — вот строительство воскресения, строительство памяти. Он раз и навсегда обзавёлся отношением с тем, с чем Бог не может, не должен иметь отношения — с небытием, ложью, предательством. Бог большой и вечный — так что ж, Ему легче побыть человеком, легче помучаться перед смертью? Наоборот! Человек мучается больше бездушного камня, Бог в Иисусе мучается больше любого человека.
Бог строит Свои отношения с миром, мы — свои. Мы собираемся и вспоминаем Его рождение и смерть — и воспоминание, благодарное, хотя стыдно и ужасно благодарить за распятие — воспоминание выстраивает отношения с Ним. Не имели никакого отношения — и вдруг заимели. А как иначе? Мы же не камни, мы люди — то есть, конечно, мы камни, камни, но человек есть камень, способный строить, строить отношения. Либо — отказывающийся иметь отношение. Тогда человек — это камень, летящий в лоб другому. Я-де к тебе отношения не имею и не хочу иметь, умри. Правда же в том, что просто в полёте камень превращается в человека, не имеющего отношения к смерти, но готового встроиться в воскресение.
