«Книжники и фарисеи начали рассуждать, говоря: кто это, который богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (Лк. 5, 21)
Кто что считает бедой, тот того считает и спасителем от беды. Если главная беда, что родина порабощена, то спаситель — уничтожитель оккупантов. Если главная беда, что злодеев много, в том числе, среди соотечественников и единоверцев, то спаситель — уничтожитель злодеев. Если главная беда, что любви в мире мало, то спаситель — раздатчик любви.
Иисус ни то, ни другое, ни даже третье. О здоровье и говорить нечего — Иисус не пришёл, чтобы исцелить, Иисус исцеляет, чтобы прийти в душу, в сердце, в человека. Он сперва говорит, что прощает грехи больному, а уже потом, чтобы доказать, что имеет право прощать грехи, больного исцеляет.
Только Бог может прощать грехи? На самом деле, и Бог не имеет права прощать. Прощение есть подрыв мироздания, террор доброты и экстремизм неразумия. Простишь — распояшутся. Распояшусь.
Только Бог может прощать грехи? Никто не тянул за язык сказавшего так, подумавшего так. Кто простил грех, тот и Бог, — вот что это значит. Теозис с обожением пополам, что оно, прощение-то. Ну, если ты простил, а человек не простился, остаётся у твоих ног без движения, значит, ты того... не совсем бог, значит... Давай, думай! Лекарствами, инвалидной коляской, как хочешь, но чтобы прощение твоё привело в движение механизмы вселенной и прощёный зажил без тебя, зажил свободно.
Именно об этом у апостола в послании к римлянам, которое читается за православным богослужением как предисловие к рассказу о расслабленном. «Побеждай зло добром» у него предельно конкретно расписано: враг голоден — накорми. Потому что простить значит дать. Простил, а он голоден — корми (Рим. 12, 20). Этим заканчивается монолог, как ни странно, об отношениях вовсе не с врагами, а с единоверцами. Впрочем, что странного? Ну, единоверец... Всё равно человек! Всё равно где-то в глубине в нём лежит расслабленный и кряхтит, и в любой момент может гадость сделать. Из положения снизу только гадости и делаются. Каждый по себе знает, по своему внутреннему расслабленному.
Он тебе подножку, а ты ему — прощение, а не по носу. Потому что по носу ему Бог воздаст? «Мне отмщение», цитирует апостол. Угу. Отомстит... Знаем мы, как Бог мстит. Мстит Собой. Мстит, приходя к нам беззащитным проповедником прощения. Иисусом мстит. Ну, спасибо, конечно, Такого грех не распять! И распяли... Поищи, Боже, у Себя другого спасителя, чтобы без дураков мстил.
С такими расслабленными никаких спецназовцев не нужно.
В самом идеальном и благополучном обществе всё равно будет дефицит прощения, а вот дефицита того, что нужно простить, не будет никогда. Спасение в прощении, и в прощении быстром, в прощении, которое прощает ещё до того, как попросят, до того, как получат исцеление. Скорость света медленнее скорости прощения, а запаздывание с прощением страшнее смерти — для опаздывающего. Рай ждать не будет, он-то Страна Прощения, а не Царство Справедливости. Все имеют право на счастье, все бегут к счастью, а финиширует одно прощение.
Иисус прощает — и кормит врагов. Только мы не очень-то кормимся. Нам бы не прощения с крошкой Его Тела и капелей Его Крови, нам бы новое корыто, авто и золото. Потом жалуемся, что не видим смысла в жизни, тоска, грусть-печаль, паралич воли, триумф безволия. Так это не жизнь, это смерть, в ней и не может быть смысла, вот организм и сопротивляется, ложится и отказывается идти. Значит, пора опять искать, где Тот, кто простит меня и научит прощать других, где нуждающиеся в прощении, где разум прощения, радость прощения и общение в прощении.
А любовь как же? Ой, было бы прощение, а любовь приложится, — робко или стремительно, тихо или с грохотом, приложится-приложится. Вот без прощения самая глубокая и высокая любовь сдохнет как муха без воздуха.