В тоталитарном обществе большинство религиозных движений — инвалиды. В переводе с латинского «не-действенны». Их действия — симуляции. Работают на холостом ходу, буксуют, подробности — у пророка Иеремии (в Израиле тоталитаризма не было, но Иеремия в поэтическом запале описал довольно неплохо и тоталитаризм).
Парадокс в том, что именно те религиозные деятели, которые в свободном, демократическом обществе сокрушаются, что их «ограничивают», что религию лишают возможности «влиять на общество» — в условиях тоталитаризма и несвободы нимало не выступают против настоящей несвободы. «Против овец молодец, а против молодца и сам овца». Тот же, кто внутри тоталитаризма живёт действенно, тот и в свободном обществе не жалуется, не требует квоты в парламенте и права вето на аборты, а живёт действенно же. Потому что «действие» всегда коммуникативно — а коммуникация возможна лишь на персоналистическом, а не на социальном уровне.
В этом неправда всяких разговор о «социальной ответственности Церкви», под которой имеется в виду прежде всего отказ от участия в личном контакте, желание как-нибудь, «на кривой козе» объеъхать необходимость убеждать избирателей в правоте каких-то своей идей. Между тем, настоящая «социальная ответственность» — это прежде всего «персональное вопрошание», способность обратиться не к абстрактному «социума» с ответом на все вопросы, а способность обратиться к конкретной личности с вопросом, который бы побудил думать, соглашаться, действовать.