Секс между бизнесом и рабством
Превращение живого в мёртвое есть превращение свободного в рабское. Раб мёртв, поэтому раб объект. Раб не распоряжается собой. Означает ли это, что всякий, кто не распоряжается собой, раб? Что есть «макрабство», «офисное рабство», что журналист, который пишет статью на заданную тему, раб, что сантехник раб жильца, а пациент раб санитара? Да вообще есть ли свободные люди? На работу к 9, с работы в 18, — чем не рабство? Ночью спать и рабу давали.
Да многим не рабство! Конечно, жизнь есть постоянное умирание, конечно, работа от слова «раб», конечно, скорчившийся над компьютером человек с трудом отличим от раба, скорчившегося над гончарным кругом. Но свобода — в деталях.
Лирическое отступление: бросается в глаза рабство как свойство подневольного труда, когда занимаешься тем, чем заниматься не хочешь. Однако, кроме огня и воды есть ещё медные трубы. Заниматься любимой работой тоже не слишком свободное состояние. Иногда даже более несвободное. Как говорится, «раб Божий» — или, секулярнее, раб своего таланта. Физик, который не выходит из комнаты годами, выписывая формулы, чем отличается от раба? Он самораб, аутодул (если женщина — видимо, аутодуля).
Следует ли отсюда, что проституция — просто одна из форм работы? Ну, ещё одна разновидность объективации. А возмущение проституцией — это возмущение собственников. Женщина моя вещь! Моя вещь должна стоять у меня дома на буфете! Лежать у меня дома на кровати! А женщина руки в боки и отстаивает своё право самостоятельно распоряжаться своим телом. Моё тело — моя вещь, не твоя! На панели обретёшь ты право своё!
К мужской проституции это тоже относится. О ней обычно молчат — патриархальное общество боится признать, что и в этом отношении никакой разницы между мужчинами и женщинами нет. Мачо боится даже представить себя в роли проститута. Или всё-таки «в роли проститутки»? Как нет женского рода для многих профессий, так нет мужского рода у слов «проститутка», «бл...дь». То есть, они как бы есть, но распространены столь же мало, как и «поэтка».
Тем не менее, разница между офисной тягомотиной и рабством существует — граница проходит ниже пупка. Сексуальные домогательства на работе — одно, рабочие домогательства на работе — совсем-совсем другое. «Интим не предлагать» — девиз современных спартаков и спартачек. Что такого в интиме, прямо удивительно! Уж с чем только его не сравнивали — с ковырянием в носу, с выпиванием стакана воды, с утолением голода. Однако даже Диоген Синопский радовался, что удовлетворить сексуальный голод легче, нежели кулинарный, но он сам удовлетворял свой сексуальный голод, а не подставлял своё философствующее филе каждому встречному. Поразительно, как много борцов с сексуальным рабством полагают, что свобода не в том, чтобы тебя не насиловали, а в том, чтобы тебя насиловали по твоему выбору.
Объективация, умирание пронизывает всего человека, и мы это терпим, потому что ну не в раю живём. Однако, терпим до известного предела. Если меня ударят по правой щеке, я могу подставить левую. Но если меня изнасилуют спереди, я не подставлю себя для изнасилования сзади. Щёки, может, существуют для того, чтобы получать пощёчины, я сам существую, может быть, чтобы сидеть в офисе, но за единственным исключением. Тем самым исключением, о котором апостол Павел деликатно сказал как-то, что «ваши тела суть храмы святого Духа, так не ходите к проституткам». Понятно, что он не имел в виду всё тело. Он имел в виду святая святых каждого тела. Кто не ощущает этой выделенности пениса или вагины, тот не освободился от объективации, а объективировался до абсолюта. В поисках естественности перепутал направления от неестественности относительной, которая присутствует в любых человеческих отношениях, самых любящих, пришёл к неестественности абсолютной. Тело не вещь — ни для другого, ни для меня. Тело это я сам, тело это фонетика и грамматика моего духа.
Означает ли это, что платить за секс и продавать секс — преступления? Ну, если взрослые люди — нет. Грех — да, преступление — нет, но глупость большая и признак тяжелой душевной болезни. Наказывать тех, кто платит проституткам? А тех, кто платит солдатам? Это ведь хуже! Если уж человек типа душу отдаёт за ближних — ну, случился у него такой глюк — пусть это делает на чистом энтузиазме, а то и не разберёшь, самопожертвованием он занимается или копит на старость.
Можно искоренить проституцию за деньги, но нельзя искоренить проституцию безвозмездную, которой в разы больше, которая в разы хуже и которую нынче называют полиаморией, хотя промискуитет звучит как-то внушительнее. Промискуитет-а-тет. А что ж делать? А ничего. Это довольно легко — как писали в анкетах при советской власти «не участвовал, не был, не состоял». Блажен муж, иже не иде на чужую жену. Справедливо и обратное утверждение. За деньги или бесплатно — неважно, хотя для казны, конечно, лучше первое, но уж на чём-нибудь другом наберём. Если не блудить, знаете, сколько времени и энергии освобождается? Атомная энергетика отдыхает... Хотя, конечно, каждый волен устроить себе свой личный Чернобыль... Но хотя бы окружающих пощадить — обходиться, как Диоген Синопский, подручными руками.
