1970-е годы, 1980-е были благословенными годами — любовь, дети, вера, отец рядом, хоть на короткое время, он после тюрьмы недолго прожил. Я не диссидентствовал, только самиздатничал — деньги были существенным приработком. Были мелкие неприятности типа увольнения с работы в Историчке (нас с Сашей Каменским, нынче аж завкафедрой русского средневековья в Вышке, застукали на ксерокопировании Мандельштама) и из Архива древних актов (ну, тут было посерьёзнее, целенаправленно) и полдюжины допросов, но это же смешно в сравнении с Подрабинеком или Санниковой. Ну, писал в стол — тоже мне проблема! Гомер тоже писал в стол. Геродоту. Ну тогда, конечно, я иначе рассуждал. Злился, боялся, ворчал.
Когда меня уволили из архива, великая Алла Сергеевна Мельникова выручила — помогла устроиться в Звенигородский музей, в Саввине монастыре, там я впервые начал выступать публично, экскурсии водить. Как же это было от Бога — ведь я тем самым оказался подготовлен к публичным выступлениям, ставшим возможным с 1989 года. А часовые беседы о вере с коллегами по музею, тоже москвичами, в электричке — это ведь те же радиопрограммы и лекции.
Зато теперь, когда я слышу, что «продался», что «радиосвобода», что я «пиарюсь» и т.п. — я не злюсь, а хихикаю. У меня, в отличие от говорящих такое, есть опыт веры как статьи расходной, а не доходной. Как риска, а не как карьеры. Небольшой опыт — 17 лет. Но пускай бы даже год — этот опыт доказывает, что я не ради денег верую. Я в себе уверен. А вот мои обвинители такого опыта, между прочим, не имеют. Сочувствую им, ведь они никогда не могут быть уверены, что не ради денег, славы и успеха священники, проповедники, миссионеры.