Чем более успехов делает наука в изучении человека, тем менее очевидности в определении человека. Человеческий язык изучают как изучают птичий щебет, как изучают сигнальные и знаковые системы, и в результате исчезает не специфика языка, а специфика человека. Человек отменяется — отменяется не бесчеловечностью, отменяется «научностью».
Конечно, эта «научность» имеет к науке такое же малое отношение как докеры к докторантуре. Это просто дилетантская философия, неряшливая, предельно идеологизированная эссеистика, выход за пределы профессиональной компетенции и попытки своё мировоззрение представить даже не мировоззрением, а собственно наукой.
Вот здесь и разумно определить, что такое наука — наука в современном смысле слова, отличная от самых великих научных открытий античности. Можно быть учёным в отсутствие науки, и может быть наука в отсутствие учёных.
Наука в современном смысле слова есть, конечно, разновидность речевой деятельность, наука неотделима от языка и речи. Любые исследования и эксперименты осуществляются на основе языка и ради языка и носителей языка.
Противопоставление фактов и слов, реальности речи — ложное, хотя не бессмысленное. Оно возникло в ходе очередного рывка («революции») науки вперёд, когда «схоластика» стала восприниматься как нечто антинаучное, как болтология, не интересующаяся фактами и отвергающая реальность.
Конечно, никаких фактов, помимо выраженных в словах, для науки не существует. Факт есть реальность, выраженная в слове. Это слово может принимать вид математической формулы, чертежа, знака, но всё равно между реальностью и научным фактом стоит слово. Стоит не как пропасть, а как портной.
Конечно, не всякое слово есть научное слово, наука тем и занимается, что организует эволюцию речи от бытовой, приблизительной, к максимально точной. Тем не менее, суть науки даже не в стремлении к точности. Максимально возможная точность — продукт науки, а не наука. Наука же есть коммуникация, диалог. Именно этим «современная наука» отличается от деятельности гениев донаучной эпохи. Гротендик, возможно, переоценивал себя, называя себя новым Эвклидом, но он точно был более деятелем науки, чем Эвклид, и это намного важнее. Двое Эвклидов могут не в два раза больше, чем один Эвклид, а в три раза и более. Что ещё важнее, двое Эвклидов могут избежать ошибок, которых не избежит один Эвклид.
«Воспроизводимость экспериментальных данных», которая является для современной науки одним из ключевых понятий, и есть сжатая формула, обозначающая суть науки как общения, диалога и коммуникации. Ведь данные опытов выражаются в языке, сообщаются через речь и обсуждаются через неё. Более того: научный язык, «язык академического сообщества» есть речь, ориентированная на истину через толерантность к ошибке. Не к заблуждению и не ко лжи, а именно к ошибке и к неточности как к тому, с чем работает учёный, что сопровождает его неизбежно и постоянно. Точность научного языка — лишь подвид более общего качества: диалогичности научного дискурса. В этом смысле наука родилась из схоластики, но схоластика родилась из диспутов, которые «вдруг» появились в Западной Европе в эпоху, долгое время казавшуюся пустой, на рубеже I и II тысячелетий. Диспут как долг ученика и учителя, освоение искусства оказаться неправым, отвержение всякого заведомого авторитета, готовность признать своё поражение, не считая это унижением.
Здесь и обнаруживается глубинная, качественная связь науки и свободы, науки и демократии, науки и прав человека, науки, мира и прогресса. Научная деятельность невозможна без толерантности и диалогичности, которые отнюдь не есть компромисс с ложью, а есть средство преодоления лжи как в сфере познания, так и в сферах общежития, самопознания и искусства. И в этом смысле слово «толерантность» — во всяком случае, в русском языке — очень хорошо как тест на адекватность. Если «толерантность» вызывает взрыв возмущения, крики про «дом терпимости», — значит, человек, даже если он учёный по роду занятий, не имеет отношения к науке. Наука как раз есть исход из публичного дома, из мира сексуального насилия и всевозможного распутства в мир человечности, свободы, равенства перед законами, в мир общения — именно в общении реализуется равенство.
Что среди учёных многие, если не большинство, не понимают идеалов науки и даже могут быть против этих идеалов, совершенно нормально, естественно. В том и сила науки, что она — структура, система, в которой возможны чужеродные элементы, вынужденные, однако, следовать правилам этой структуры. А люди должны сознавать зазор между наукой и учёными и соответствующим образом выстраивать свои отношения, своё поведение, коммуникации между собою.
Наука потому принципиально важна для человечества и каждого человека, что в ней реализуется суть человечности: способность воспринимать чужое. «Быть собой» для человека означает умение быть с другим, оставаясь собой, не изменяя себе, но и не насилуя другого, не подгоняя другого под себя. Не быть прокрустовым ложем, но не быть и только ухом, локатором, а быть творческой личностью, познающей, любящей, свободной и освобождающей. Точность — и человечность, и свобода, и любовь — недостижима в одиночку. Человечность есть нечто, принадлежащее одновременно и всем вместе, и каждому в отдельности, но принадлежащее не как собственность, а как воздух, который нужно и вдыхать, и выдыхать, чтобы ты сам и другой человек могли говорить и могли быть услышаны.
