Спонтанность кажется признаком свободы, вдохновения. Писано не по нужде, не по заданию, не для того, чтобы себя показать или других учить, а просто вот взяло и написалось.
Жажда спонтанности — явление сравнительно новое. Пожалуй, даже у романтиков ее не было. Романтики ценили импровизацию, но импровизацию, следующую определенным правилам. Спонтанность они бы сочли просто дикарством, неумением высказываться — хотя бы потому, что сегодня одним из главных признаков спонтанности является шероховатость. Некоторая шероховатость как доказательство спонтанности. Из глубины души идет, искренне, поэтому и неуклюже. Но чуть-чуть неуклюже, не более, потому что предполагается, что в глубине души грандиозные запасы элегантности и гладкости.
Спонтанность появилась, видимо, как реакция на промышленный переворот, на индустриализацию, которая захватила и творческих людей. Даже пророчествовать стали конвейерным способом. Штампы, стереотипы, готовые формы... Значит, за деньги, ради выгоды, ради доминирования, а не правде. Может, и от души, но душа-то с червоточинкой.
Так произошло рождение новой эссеистики — Ницше, Честертон, Розанов, Бердяев. Не темы новые, язык новый. Почти разговорный, словно написалось между делом, без подготовки. Разумеется, это лишь видимость, стиль-то очень даже выстраданный, сформированный, но как бы не такой.
Разумеется, появилось и множество текстов, которые действительно спонтанные — и более ничего. Скучные, корявые, неумные, а часто и очень даже диктатарские и агрессивные. Спонтанность-то форма, а содержание в той самой глубине души может быть очень разное.
Тяга к спонтанности заметка и в бунте против капитализма, она была и в России в 1920-е годы, и у итальянских фашистов, и у нацистов, но всюду это было явление маргинальное, потому что все-таки власти неудобно со спонтанностью. В религиозной жизни спонтанность — это харизматическое движение, которое не только у пятидесятников, но и в католичество проникло, и к православным. Тут, правда, больше не тексты (и уж тем более не глоссолалия), а песни и танцы. Даешь реформу! Покончим с казенщиной и формализмом! Вернемся к истокам! Будем плясать как царь Давид перед ковчегом! И заплясали восьмидесятилетние монахини и монахини, с трудом поднимая артрические ноги.
Папа сказал плясать, будем плясать. Будем петь под гитару, будем. Спонтанность была благополучно освоена, поглощена доминированием. Пошли плясать утюги за сапогами, сапоги за пирогами, кочерга за кушаком. Но сапог и в танце остался сапогом. Розанов стиль создал, но спонтанный антисемит всё равно прежде всего антисемит, и даже противнее обычного, не вдохновенного.
Спонтанность это «как», а не «что», и это лишь одно из миллионов «как». Вы думаете, «Я помню чудное мгновенье» спонтанно? Библия спонтанна? Э, не в спонтанности дело. Основная масса грехов, до убийства включительно, вполне спонтанны, но все равно ведь дрянь и гадость. Это не обесценивает спонтанности, у нее есть своя партия в оркестре коммуникации, но делать из нее идола означает рисковать пасть жертвой коммуникационных мошенников, а то и самому стать таковым.