Эразм Роттердамский — символ гуманизма, хотя современный гуманизм смотрит на Эразма свысока. Правда, «современный гуманизм» такой ничтожный, что он мало интересует, кажется, даже самих гуманистов.
Эразм был гуманистом в самом главном смысле слова: он был против насилия. Против любого насилия, вот в чем сложность. Поэтому в схватке протестантов с католиками он отказался участвовать напрочь. Остался римо-католиком, да, но за отказ все его сочинения были посмертно включены в «Индекс запрещенных книг». Вот просто — все, включая его книги о молитве. Эразм писал о молитве? Да. Более того, он писал молитвы. Еще более того: он молился.
Эразм пошел в монастырь от бедности. Его отец был священник, сын был незаконный, и если выблядок (так называли тогда незаконных детей) аристократа мог рассчитывать на высокий титул и пост, а выблядок крестьянина вообще ничем особо не отличался от «законных» братьев, то сын священника оказывался в пренеприятной ситуации. К тому же отец и мать умерли от бубонной чумы, когда Эразм было 16 лет, он остался нищим и спасся тем, что ушел в каноники, полумонашеское священническое братство в Гауде (по городу и сыр).
Сохранились письма Эразма к собрату по учебе в Гауде, из-за которых гуманиста причисляют к гомосексуалам. Там говорится о страстной, горячей дружбе, бросаются упреки в холодности, в общем, очень похоже на некоторые сонеты Шекспира, из-за которых и Шекспира записывают в гомосексуалы.
В «Истории христианства» Диармайда Маккалоха (род. 1951) Эразм причислен к гомосексуалам. Макаках — диакон Англиканской церкви и профессор Оксфорда. И гомосексуал. Верующий? Он себя называет «искренним другом христианства». Вспоминается Александр Македонский, конечно: «Избавь меня, Боже, от друзей, а от врагов я и сам избавлюсь». Христианин, конечно, от врагов не избавляется — как без них, на них наша любовь оттачивается и проверяется, мы ж не Александры Македонские, мы не ломаем стулья, а расставляем стулья.
С гомосексуальностью как с национальностью: ищут «своих», чтобы защитить себя, чтобы не быть «выродком», а частью некоего почтенного и законного целого. Есть даже целый сборник научных статей под названием «Queering the Renaissance» 1993 года (университет Дьюка), «Гомосексуализируя Ренессанс». Про Эразма там тоже есть.
Современные «гомосексуализаторы» тщательно обходят вопрос о том, действительно ли Папы Римские были гомосексуалами. Между тем, именно такие обвинения потоком лились в XIV-XVI веках. Но иметь в своем клане Папу Римского сегодня невыгодно, а Эразма выгодно. Ван Эйк, Леонардо, Дюрер, Микеланджело, Челлини… Правда, Челлини четырежды обвиняли в содомии только потому, что тогда считались содомией сексуальные сношения в позиции «сзади», так что любая проститутка могла написать соответствующий донос, если клиент не заплатил. Челлини не очень любил платить. А кто любит платить? Нет, ну кто?!
Что Дюрер вполне мог быть гомосексуалом, спору нет. Прибавляет это что-либо к его творчеству или нет? Великий художник нашего времени Френсис Бекон уж точно был гомосексуал, благо это не надо было скрывать, ну и что? А ничего. Пикассо не был гомосексуал, и что? Художники делятся на плохих и на хороших, только и всего.
Эразм, говорит большинство историков, все-таки не был гомосексуалом. А письма? А письма — классические упражнения в культе юношеской дружбы, который был в его время и именно среди интеллектуалов очень распространен. Культ горячей дружбы, ревнивой, дружбы как интриги с крутыми поворотами. Точно такая же игра в горячую дружбу была в XIX веке в России принята в институте благородных девиц, которые нимало не были лесбиянками. Эразм, скорее всего, даже не посылал этих писем адресату, писал их «в стол». С адресатом он виделся ежедневно. Более того, эти письма сохранились именно в архиве Эразма.
Юношеская игра… У Пушкина таких игр куда больше. А куда деться, если подростка запихивают в чисто мужской интернат, где по соседству гусарский полк? Вот в современных кадетских училищах никаких страстных писем на латыни или в стихах не пишут, а однополых отношений вагон. Не потому, что гомосексуалы, а потому что ненормальная ситуация — ненормальное и поведение. Для гетеросексуал ненормальное. Впрочем, мимолетный секс ненормален для любой ориентации. С христианской точки зрения. Иди из кадетского училища и более не греши. Грех не в однополых развлечениях, а в училище: не надо учиться убивать людей. Не убий, как по приказу, так и без оного.
Эразм написал книгу об «Отче наш» в 1523 году, книгу о молитве вообще в 1524 году, и книгу молитв в 1535 году. Умер в 1536-м. Первые две книги это учебники, и это первые учебники молитв в истории Церкви. Самого жанра не существовало. Третья книга тоже может считать учебником, только молитвы в ней очень разные. Эразм словно набирает скорость, со скрипом открывает тяжеленную дверь в собственную душу. Первые молитвы сухие, воспроизводящие привычные казенные обороты, а вот в конце вдруг совершается прорыв. Идет очень длинная молитва Иисусу, и начинается она заупокой, занудно, а потом вдруг переходит во взволнованную и совершенно не стандартную речь, в которой Иисус уже — «милый». Да, конечно, тут есть дань традиции, только это традиция не богослужебная, а традиция Фомы Кемпийского, вообще голландской набожности предыдущего столетия. Но тут еще и совершенно личные ноты.
Молитва Эразма осталась под спудом. В отличие от молитвы, сочиненной его современником белорусом Франциском Скориной (он сам себя звали Францискусом Скориничем, священником был римско-католическим, но писал и для православных): «Акафист пресладкому имени Господа нашего Иисуса Христа». В России акафист изрядно переделали и язык сделали как бы церковно-славянским, «пресладкое имя Иисуса» переделали в «сладчайшего Иисуса», но молятся по сей день словами этого акафиста, слава Богу. А вот из молитвы Эразма, которая во многом близка к молитве Скорины все той же не совсем привычной для современности яркой эмоциональностью, для которой Иисус — «сладкий», «сладчайший»:
«Своей неосязаемой притягательностью побуди мой ум умереть от Твоей любви, чтобы он словно мертвец относился к любым поворотам судьбы. Потому что без Тебя что хорошего? Или с Тобою что может быть плохо? Нет, с Тобой все сладость, и нет ничего столь злого, чтобы ты не обернул это добром в Себе. Пусть все рушится, взлетает или падает, только Ты не покидай меня.
Ты будь моей единственной любовью, моим огнем, Ты, бессмертная идея самой красоты, Ты, в соединении с Тобою всякая правда и удовольствие становятся правдой и красотой. Умереть из любви к Тебе — вот Спасение. Сойти с ума от любви к Тебе — единственный поступок здорового рассудка.
Ты будь моим наслаждением, чтобы я радовался Тому, Кто есть сгусток счастье.
Ты будь Моим богатством, ведь Ты высшее благо, получив которое, уже нечего больше желать.
Ты будь Моей защитой, ведь Ты одним кивком можешь сохранить все, на что есть Твоя воля, а Твоя воля спасти все
Ты будь моей твердой надеждой, ведь Ты — уверенность, обещание и награда.
Ты мой Отец, Который так часто спасал мою жизнь. Ты мой мир, мой отдых.
В конце концов, ради Тебя я могу бросить все, чтобы Ты взамен стал для меня всем, потому что в сравнении с Тобой все ничто, и в Тебе одном все существующее существует.
Все, что далеко от Тебя, это ничто, а все, что принадлежит Тебе, это добро и красота. Покинуть Тебя означает упасть в ничто. Чем ближе к Тебе, чем более сходства с Тобой, тем совершеннее.
Нежнейший Иисус, чтобы обрести это сходство, я даю и вручаю в Твою руку эту человеческую природу мою, какой бы она ни была, чтобы Ты мог воссоединить меня с Тобою и Тебя со мною, с моим «я», потому что Ты есть всякое благо, которому подобает поклонение с Отцом и Святым Духом вовеки. Аминь».