Когда распинали Христа,
Мой предок дремал на крыше.
Разбуженный шумом, встал
И тотчас наружу вышел,
И не заходя в клозет,
Как был неумыт, в исподнем,
Он кинулся поглазеть
На крестные муки Господни.
Достигнув же высоты,
Где состоялся праздник,
Мой предок ушел в кусты
Подальше от места казни.
Потом он с толпой кричал.
Что нету святынь отныне,
Потом хвалил палача
На очень плохой латыни,
Потом вернулся домой
Мой предок, душа живая,
И вскоре уснул с женой,
Ужасно переживая.
Господь, распятый за ны,
Кого я молю так редко!
Сними с меня часть вины
За чистую душу предка.
Сергей Григорьевич Хмельницкий (1925-2003): раскаявшийся предатель. Человек, которого в 1948 году, студентом, завербовали чекисты, чтобы он настучал на двоих однокурсников, на которых шили дело. Он написал донос, обоих посадили. Дали 10 лет, вышли через пять. Агент на час, поэтому во время следствия чекисты его предали — показали арестованным его донос. То есть, он даже не был в строгом смысле слова «стукачом», его использовали одноразово.
Он каялся. Вышедшие пришли на защиту им диссертации и там выступили, рассказав о его предательстве. Он не отрицал и каялся. Ему устроили такую обструкцию (но степень присудили), что он уехал в Среднюю Азию. Стал историком мусульманского искусства. Эмигрировал в Германию.
Хмельницкий описал эту историю (покаянно) в эссе «Из чрева китова», есть в сети. Словно в «романе-шкатулке» XVIII века, эта история оказалась внутри другой истории: суда над Синявским и Даниэлем. Чекисты использовали Хмельницкого ещё раз, уже без его ведома. Он дружил с Синявским, дружил с детства, и чекисты пустили слух, что это он раскрыл, кто скрывается под псевдонимом «Абрам Терц». При этом Синявский как раз был не однократным, а системным агентом КГБ. Ну что значит «системным»? И Солженицын был завербованным, системным агентом КГБ. Иван Денисович — он что, Андрей Сахаров, принципиальный честный человек, готовый погибнуть, но не предать? Иван Денисович — который, безусловно, есть автопортрет, или даже сильно идеализированный автопортрет — это даже не герой «1984». Он никого не любит, никакой правды знать не хочет, он просто выживает.
Хорошо известно: чем «опаснее» были для Кремля те или иные организации, тем более они были нафаршированы стукачами. Речь не о газете «Правда», где не было стукачей, потому что стукач существует в оппозиции «стукач/не стукач», а в «Правде» или в «МК», огромное осиное гнездо которого у меня постоянно перед глазами (небоскрёбы Москва-сити я снимаю через него), стукачами, предателями, иудами были и остаются все. Речь об НТС, об издательстве «Посев», о западных радиостанциях, о диссидентствующих кружках. Среди грузчиков в сельпо стукачей вообще не было, в Политбюро стукачами были все, но досье стукача уничтожалось, когда он входил в номенклатуру.
Так что Синявский был и агент, и литератор. А как объяснить, что Аксёнов в 1990-е годы оказался ватой, державником? Количество стукачей, которым разрешили уехать, не использовали их, держали на длинном поводке, чтобы в нужный момент дёрнуть, велико было и есть.
Важно другое: стукачество не исчерпывает человека, личность. Иуда был не только предатель. Это не оправдывает предательство, но это побуждает не драматизировать ситуацию. Разоблачить стукача — святое дело, это как разминировать поле. Но травить? Ну, назвали имя. Чао, бамбино, сорри. Остракизм, бойкот... Я часто призываю не брать интервью у Павловского или Кураева. Но не брать интервью одно, а они всё равно живые люди. Вон, покойный о.Всеволод Чаплин: мы с женой незадолго до его смерти с ним встретились в очередной раз, в один автобус сели, я к нему подсел, жена села через проход, мы чудесно поболтали. Конечно, он меня пригласил к себе в храм зайти, после литургии что-то такое культурное он проводил. Разумеется, я сказал, что постараюсь, не собираясь идти, и он это знал. Я даже с ним согласился вести на «Дожде» новостную программу — как бы два полярных комментатора, и один выпуск записали (в кафе «Пушкин»!), и если я потом отказался продолжать, то не из-за о. Всеволода, который говорил абсолютно предсказуемые тексты, а потому что господа с «Дождя» невероятно изуродовали запись, невероятно. С этими — только прямой эфир.
Стукачей много, как без них, сказала бы Масяня. Вообще свет светит во тьме, и устраивать демонстрации с криками «ах, откуда тьма, давайте её бойкотировать» — неправильно, это самоубийство. Тут вполне приложима мудрость, сформулированная о.Александром Менем: «Дают — бери, а бьют — беги». Это неслыханную мудрость он мне сказал, когда я спросил, принять ли предложение напечатать заметку в «Науке и религии». Кстати, так и не напечатали, хотя я написал и дал. Что тоже типично. Но делать вид, что стукач не стукач, тоже не следует. Должна быть какая-то золотая середина и здравый смысл. А уж если стукач покаялся! Но разве Кураев или Павловский или Гундяев когда-либо каялись? Ни-ког-да. Ни-в-чём! Один Хризостом Мартишкин покаялся, самый порядочный из всех агентов КГБ, да и то, растворил покаяние за себя в обличении других, коллег. А когда к власти пришёл Путин, так даже прямо взял и отозвал своё покаяние. Клоунада!
Хмельницкий же ничего не отзывал, мучился, но и не желал быть козлом отпущения — и правильно делал. Публичное (печатное) покаяние венчает дело. В истории с Хмельницким меня поразило то, что его обличала среда, отнюдь не отличавшаяся какой-то героической оппозиционностью. Среда кукишей в кармане, которая была чрезвычайно озабочена сохранением тайны своего кукиша.
Сын Хмельницкого Дмитрий — великолепный историк российской архитектуры 1920-1950-х годов. Помимо прочего, он показал, что вплоть до Хрущёва ленинцы усердно строили дома для себя, для «элиты», но рабочих и прочих держали в невероятно скученных условиях. Не как Прохоров — не тот Прохоров, который нынче при олигархах и сам немножко олигарх, а настоящий Прохоров, настоящий владелец и менеджер Трёхгорки, который для рабочих строил такие дома, что они и по сей день вокруг меня — и вполне элитное жильё, по советским меркам.
Были ли возможности бросить и «людям» со своего стола? Да, были такие возможности. На ветер пускалось столько, что можно было много чего построить. И морить голодом, и устраивать Большой Террор 1929-1932 годов было совершенно не обязательно. Но тоталитаризм требует строгости. Исполнилась мечта Победоносцева подморозить Россию. И сегодня ворчать на Кремль, что сидит на деньгах как собака на сене, иррационально и наивно — ну, обычно это наивность с подковыркой. Кремль правильно делает — протяни палец, сожрут. Альфа-самец не делится едой, как говаривал Ленин, это непедагогично.